А. Казински - Убийство русалки

– Я не понимаю, Андерсен, – сказал Козьмус. – Я нахожусь в приличном обществе, и тут заявляетесь вы со своей свидетельницей, которой вообще не место в таком заведении.

– Это почему же? – спросил Ханс Кристиан.

– Потому что она выглядит именно так, кем является. Женщина, которая зарабатывает деньги грехом.

– Если ее слова посадили меня в тюрьму, то они могут и освободить меня.

– Я устал от этого словоблудия. Чего вы хотите от меня?

Ханс Кристиан заглянул в свою защитную речь. Как там было?

– Эта благородная дама отказалась от своего заблуждения в том, что я отнял жизнь у покойницы, и теперь утверждает, что кто-то другой встретил несчастную на улице позднее.

Затем ему нужно было снова взглянуть на записи, но Козьмус выбил их у него из рук, и они полетели в грязь, белый листок исчез в коричневой жиже.

– Опять вы читаете красивые речи, – сказал Козьмус. – Вы отрываете меня от ужина в почтенной компании, чтобы я слушал эту чепуху?

Ханс Кристиан попробовал вспомнить, что он там написал.

– Я ушел уже в девять часов. Убийство произошло позднее, я уверен в этом, и ее сестра теперь тоже, – сказал Ханс Кристиан, пытаясь подтолкнуть Молли к начальнику полиции.

Козьмус покачал головой.

– Дайте я угадаю, Андерсен, – говорит Козьмус. – Вы ей заплатили за то, чтобы она пошла с вами. Чтобы она изменила показания.

– Естественно, – ответил Ханс Кристиан. И слишком поздно осознал, что этого не стоило говорить.

– Спасибо, я достаточно услышал. Я пошел назад. И только попробуйте еще раз обратиться ко мне или отвлечь меня подобным образом. Еще хоть раз.

Козьмус перешагнул лужу и пошел вверх по лестнице.

Ханс Кристиан почувствовал, как на него накатило безумие.

– Господин Браструп, прошу вас, я не могу снова сесть в тюрьму. Подумайте, сколько доброго я могу сделать, сидя за письменным столом! Я напишу про вас в моей следующей пьесе! Сделаю вас героем, величайшим из всех!

Козьмус остановился на верхней ступени.

– Аккуратнее, Андерсен. Я расторгну соглашение с Йонасом Коллином, если вы не бросите свои глупости. Увидимся через три дня, Андерсен. Один уже почти закончился, так что через два дня. И я не верю, что появятся хорошие новости.

Черный половой уже стоял у дверей и сразу же закрыл их, как только Козьмус вошел в кухню.

Ханс Кристиан не понял, что он сделал не так. Он повернулся к Молли, чтобы отругать ее за то, что она ему не помогла, но встретил звонкую оплеуху.

– За что ты это сделала? – спросил он, подумав, что оплеуха тем или иным образом их сблизила.

У нее в глазах стояли слезы. Это удивило его. Женщины не плакали из-за него с тех пор, как он уехал из дома, и тогда это была его мать.

Мясник с уткой прошел мимо них на кухню. Сцена его явно позабавила.

– Я для тебя не больше, чем проститутка, которая должна вытащить тебя из затруднительного положения. Ты ничего не понял, – сказала Молли, повернулась и ушла.

– Нет, подожди! – закричал Ханс Кристиан ей вслед и чуть не натолкнулся на батрака с двумя большими ведрами, в которых плескались угри. – Чего я не понял?

– Я беру свои слова обратно. Ты плохо владеешь словом, не умеешь разговаривать с людьми и все портишь, – сказала Молли.

– Правда? – спросил он, вспоминая всю свою недолгую жизнь, все свои беседы, директора школы, других писателей, рабочих на фабрике в тот день, когда его приняли туда в тринадцать лет. Нет, разговоры не были его сильной стороной, писал он гораздо лучше, и еще лучше, наверно, танцевал.

– Это потому, что никто меня не понимает, – сказал он, больше самому себе.

– Нет. Это потому, что тебя невозможно понять. И начальник полиции арестовал тебя, потому что ему так удобно. Он не торопится. У него есть убийца, – продолжила Молли. Ханс Кристиан видел, как выражение на ее лице менялось с яростного на удивленное. – Ему все равно, прав ты или виноват, – сказала она и быстро нырнула в толпу, движущуюся за запряженной лошадьми подводой. Ханс Кристиан еле успевал за ней по неровной мостовой. Только на улице Кёбмагерсгаде [27] Улица Мясников. у него получилось догнать ее.

– Мы не сможем найти убийцу. Взгляни на нас, – сказал Ханс Кристиан. Его голос срывался, он искал, где бы можно было увидеть их отражение. Вон там, в окне лавки старьевщика с истертыми, цвета ревеневого киселя, шезлонгами. Он схватил Молли за руку, она вырвала ее, но все равно посмотрела на их отражение в окне. Вот они стоят рядом, тощий поэт, полуворон, получеловек, в грязном черном платье и коротковатых брюках. Подол платья у Молли был испачкан, к нему присохла грязь и глина, но взгляды обычно никогда не опускаются так низко, все смотрят на тугую шнуровку на груди, на позолоченный корсаж и рыжие кудри, которые обычно лежат на плечах, а сейчас были завязаны тугим пучком.

– Не так уж и безумно это выглядит, – сказала Молли.

– Может быть, – сказал Ханс Кристиан, понимая, что Молли дает ему что-то, чего раньше не было. Что-то подобное чувствует старая лошадь, на которую надели новое седло и прикрепили плюмаж на голову. Ханс Кристиан видел в лице Молли что-то от Анны, веснушки, светлую кожу, что-то, чего нет в итальянских синьорах и французских мадам. Он любил путешествовать, но веснушки Молли напоминали ему о Дании, о светлых летних ночах и зимней темноте, о дожде над холмами, о сиянии солнца и солнечных бликах в лужах.

– Тело, – шепнул он, представляя, как Анну вытаскивали из канала.

Молли оторвалась от отражения в окне.

– Что с телом?

Он продолжил.

– Вчера на канале не заметила ли ты чего-нибудь необычного в сестре? – спросил он, хотя понимал, что это звучало глупо.

– Я почти не смотрела, – шепнула Молли и отвернулась.

Там было что-то. Ханс Кристиан уверен, что, помимо ужасного, трагичного и жестокого, в этом трупе было что-то необычное.

– Что-то изменилось в твоей сестре, – добавил он.

– Что? – спросила Молли.

– Все произошло так быстро, потом ты плюнула мне в лицо, и люди стали кричать, что меня нужно казнить, – объяснил он. – Но что-то в ней было не так, как должно быть.

Он осознал, что это звучало замысловато и непонятно, но как еще это выразить?

Молли схватила его за руку.

– Я работала сиделкой в больнице много лет назад. И одна из старых медичек всегда говорила, что мертвые говорят, если их слушать.

Ханс Кристиан почувствовал, что все в нем жаждет оказаться в другом месте, в Риме, дома в Оденсе, где угодно, лишь бы не смотреть на мертвое тело Анны. И все же не что иное, как его собственный голос, произносит:

– Хорошо. Давай послушаем, что нам скажет Анна.

Место было тщательно выбрано. Маленькая бричка с сундуком спрятана под низкими кронами деревьев. Никто не заметит и не удивится, откуда она там. А если бы кто-нибудь и увидел, то не понял бы, почему она там стоит. Что скоро в нее спрячут маленького мальчика и увезут его от ничего не подозревающих родителей среди городской толчеи. Увезут далеко, прежде чем добрый доктор узнает, что произошло.