Кристофер Сэнсом - Мертвая земля

– Грязнуля Скамблер снова отличился! – хором закричали подмастерья.

Лавочник вновь появился в дверях и, сердито сдвинув брови, бросился к месту происшествия. Сокрушенно взглянув на перепачканный грязью тюк, он поднял его из лужи и двинулся к мальчику, недоуменно озиравшемуся по сторонам. Подмастерья, устроившие эту проделку, с серьезными лицами наблюдали за происходящим. Один из них осуждающе покачал головой.

– Гляди, что ты натворил, безмозглая скотина! – взревел лавочник.

Николас подошел к нему и тронул за рукав:

– Послушайте, сэр! Вот эти три шельмеца сбили мальчика с ног, и мы тому свидетели!

– Нам нельзя терять времени, я уже говорил вам об этом, – недовольно вздохнул Тоби.

– Но допустить, чтобы эта шайка юных оболтусов осталась безнаказанной, тоже нельзя, – возразил я, подходя к Николасу.

Локвуд неохотно последовал за мной.

Лавочник, злобно зыркнув на Овертона, процедил:

– Не суйте свой нос в чужие дела, молодой крючкотвор! Я уже полтора месяца вожусь с этим недоумком Скамблером, и ныне моему терпению пришел конец! Убирайся прочь, дармоед! Если у тебя остались родные, я привлеку их к суду за порчу ткани!

– Простите, сэр, но мой помощник совершенно прав! – изрек я непререкаемым тоном. – Мальчика нарочно сбили с ног. Мы это видели, все трое.

– Вранье! – хором завопили подмастерья.

Злополучный Скамблер взглянул на своих обидчиков, и недоуменное выражение на его лице сменилось печальным.

– Это правда они? – едва слышно спросил он.

Я пристально посмотрел на мальчика, пытаясь определить, не страдает ли он слабоумием. Но взгляд его, хотя и растерянный, отнюдь не свидетельствовал о тупости.

Лавочник по-прежнему рвал и метал:

– Вы думаете, мы здесь, в Норфолке, такие недоумки, что не отличим дармоеда от хорошего работника? – Трясущимся от ярости пальцем он указал на троих озорников. – Эти ребята работают подмастерьями у городских ремесленников, достойных всяческого уважения. А Скамблер – безмозглый осел, не способный даже смотреть себе под ноги. Родные выгнали его из дома, потому что этот жалкий мешок с костями способен доводить людей до белого каления! А то, что его с детства прозвали Грязнулей, говорит само за себя!

Один из подростков поднял тюк, валявшийся на земле, и подал его лавочнику. Тот кивнул в знак благодарности. Скамблер, по щекам которого ползли слезы, пробормотал:

– Я смотрел под ноги, хозяин. Наверняка это они меня повалили.

Торговец вместо ответа закатил ему оплеуху:

– Убирайся! И чтоб глаза мои тебя больше не видели. – Он метнул в нас злобный взгляд. – Законники! Знаем мы ваши законы, черт бы вас всех побрал!

Смачно сплюнув, он скрылся в своей лавке и захлопнул дверь. Трое подмастерьев, хохоча, убежали прочь. Один из них распевал во весь голос:

– Ах ты, наш Грязнуля Скамблер, глупый маленький урод!

Несчастный Скамблер стоял, потупив голову и глотая слезы.

– Прости, парень, что не сумели тебе помочь. Но мы сделали все, что могли! – обратился я к нему.

– Вы были очень добры, сэр, благодарю вас.

Я вытащил из кармана кошелек и протянул бедолаге шиллинг.

– Почему эти мальчишки тебя изводят? – спросил я.

Скамблер покачал головой, слезы потекли по его щекам еще быстрее.

– Не знаю, – выдохнул он. – Но люди всегда надо мной издеваются. А почему – не знаю.

– Кончай лить слезы, парень, – нетерпеливо вмешался Тоби. – Будь мужчиной.

Скамблер взглянул на него, резко повернулся и припустил бегом в сторону замка. Мы с удивлением глядели ему вслед.

– Вот мерзавцы, – буркнул Николас. – То, что они устроили, – это уже не шутка. Мальчонка по их милости лишился работы.

– Все дело в том, что этот парень не походит на других, – задумчиво произнес я, вспоминая собственное детство. – Люди не любят тех, кто от них отличается, и дети в этом смысле еще хуже взрослых. Проповедники ныне орут на всех углах, что мир забыл о милосердии, и с ними трудно не согласиться. – Переведя взгляд на Тоби, я заметил: – А вы могли бы нас поддержать.

– Насколько я понимаю, сэр, нам следует по возможности не привлекать к себе внимания. Таково распоряжение мастера Пэрри, о котором мне сообщил мастер Копулдейк.

– Идемте, – велел я. – Нас ждут в замке.

«Судя по всему, сочувствие, которое Локвуд питает к обиженным и угнетенным, далеко не безгранично», – размышлял я по пути.

Прежде чем подняться на огромный, поросший травой холм, на котором стоял Нориджский замок, нам пришлось пересечь пустошь, где уже сколачивали загоны для завтрашнего скотного рынка. Перейдя по мостику мутный ручей, мы вступили сначала на извилистую тропу, а потом на широкую дорогу, которая вывела нас к воротам замка. Солнце стояло уже высоко, и к тому времени, как мы добрались до цели, я взмок от пота, а многострадальная моя спина буквально раскалывалась от боли. Что до моих молодых спутников, то они оба, несмотря на события вчерашнего вечера, выглядели свежими и бодрыми. Наконец мы оказались у главного входа, представлявшего собой огромную полукруглую арку. Массивные деревянные ворота были заперты, но у вделанной в них калитки стоял часовой – хорошо сложенный парень с начищенной до блеска алебардой в руках. На нем были круглый шлем и белый солдатский мундир. Буквы «ЕR» [4] Аббревиатура от латинского словосочетания «Еduardus Rex» – «король Эдуард». , вышитые на мундире, напоминали, что превращенный в тюрьму замок находится в ведении короля, а не городских властей. Стражник внимательно наблюдал за человеком, который приколачивал к воротам какую-то бумагу, вероятно с официальным указом. Покончив с работой, тот кивнул стражнику, бросил: «Теперь пойду к ратуше» – и двинулся по дороге прочь.

Локвуд, подойдя к воротам, принялся читать. Пробежав объявление глазами, он потеребил свою длинную бороду и присвистнул.

– Очередное воззвание лорда-протектора? – осведомился я.

– А что же еще.

Мы с Николасом тоже изучили бумагу.

– Подумать только, герцог Сомерсет объявляет помилование всем бунтовщикам, выступавшим весной против незаконных огораживаний, – заметил Тоби. – Против богатых землевладельцев, вроде сэра Уильяма Герберта и ему подобных.

– И о чем Сомерсет только думает? – нахмурился Николас. – Очень подходящее время для подобного указа, ничего не скажешь. В западных графствах и без того беспорядки. Этот указ только придаст бунтовщикам пылу.

– Так оно и будет, – с непроницаемым лицом кивнул Тоби.

Я подошел к часовому и протянул ему верительную грамоту, которую Копулдейк вручил мне в Лондоне.

– Нам необходимо увидеть заключенного по имени Джон Болейн, – сообщил я.

Часовой кивнул и распахнул перед нами калитку. Поднявшись на каменное крыльцо и миновав богато украшенную арку, мы оказались в огромном пустынном зале с высокими узкими окнами, сквозь которые проникал тусклый свет. Как и во всех на свете тюрьмах, тут разило сыростью, мочой и потом. Несмотря на стоявшую за стенами замка жару, воздух здесь оставался холодным и влажным. Двое стражников играли в карты, устроившись у грубого деревянного стола. Один из них, оторвавшись от этого увлекательного занятия, устремил на нас вопросительный взгляд. Я изложил наше дело, и он крикнул: «Орестон!» Зычный голос эхом разнесся под сводами просторного зала. До меня долетел топот шагов по железной лестнице. Мгновение спустя одна из внутренних дверей распахнулась и перед нами предстал здоровенный детина в грязной блузе; на поясе у него висела дубинка.