Хосе Сомоза - Клара и тень

– Где ваш друг Оскар? – повторил мужчина.

– Не знаю.

Экран вдруг покрылся жидкостью цвета зеленой гнили, который напомнил Брисеиде о временах химических опытов по реставрации картин. Из зелени появляются зубы. Улыбка. Лицо женщины в черных очках.

– Ответ неправильный.

Одна прядь волос внезапно словно ожила. Она вскрикнула, а в глазах закружилась ярмарка со взрывами петард, новогодняя елка в гостинице посреди сельвы. Шея изогнулась назад, а позвонки были спасены от непоправимого только ежедневной аэробикой. В ее вселенной появились две порочные зеленые планеты (зеленой была Венера в дешевом чтиве по научной фантастике, которое тоннами поглощал Стэн) и прицелились в нее красивым и наверняка дорогущим инструментом, образованным из хромированного металлического карандаша и заточенного острия, на котором светилась капелька марсианской крови.

– Эта игрушка – оптический карандаш, – произнесла блондинка в двух сантиметрах от ее лица. – Не буду грузить тебя техническими подробностями – скажем, это улучшенная копия тех карандашей, которыми художники пользуются для работы над сетчаткой глаза загрунтованных полотен. Сетчатка – это пигментированный слой, расположенный в глубине глаза, позволяющий нам, кроме всего прочего, различать цвета. Чаще всего она не представляет собой ничего особенного, но, чтобы видеть мир, штука довольно полезная, правда? Я окрашу тебе сетчатку в непрозрачный зеленый цвет. Сначала левый глаз, потом правый. Плохо только, что краска у меня постоянная, ее совсем не рекомендуют использовать в таких случаях. Не будет ни шрамов, ни наружных гематом, все очень эстетично, представляешь? Но, когда я закончу, ты будешь так слепа, что тебе придется сосать пальцы, чтобы убедиться в том, что они твои. Хотя слепота получится на загляденье – красивого оттенка бутылочного стекла. Не двигайся.

Приказ был излишним. Брисеида могла пошевелить лишь губами и правым веком. Что-то поднимало ей левое веко, оттягивая чуть ли не до слез. Пахло синтетической кожей: перчатка. Впившиеся в тело кожаные стервятники стискивали ее запястья, колени, щиколотки, горло, волосы. Она хотела забормотать по-английски, но с губ урывками слетал искореженный испанский. Нужно говорить по-английски. В таких случаях, для пыток за границей, английский всегда пригодится. О’кей, Джонсон фэмили эт холидейз. Мэри Джонсон из ин зе китчен. Вер из Мэри Джонсон? [6]  Ладно, семья Джонсон в отпуске. Мэри Джонсон в кухне. Где Мэри Джонсон? (искаж. англ.) Вдруг в левое ответвление ее зрительного нерва ворвался кипящий красно-зеленый вихрь, китчевый, как фосфоресцирующий будда на уличном лотке. Цвет напомнил ей открытки фирмы «Пьер&Жиль», которые она обычно посылала родителям из Европы. Ей показалось, она слепнет.

Тогда державшая ее волосы рука выпустила их, а другая рука схватила ее за затылок и зверски толкнула вперед, будто хотела впечатать лицо в компьютерный экран. Ее нос оказался на расстоянии нескольких дюймов от французских и немецких субтитров. Она подавила внезапный позыв к рвоте.

– Вторая попытка. – Это женщина. – Наша коллега ограничилась тем, что приблизила карандаш к вашему зрачку… Слушайте и не вопите… При следующем неправильном ответе она нарисует на вашей сетчатке запятую… С этой минуты вы сможете видеть растущую четверть луны зеленого цвета среди бела дня. Интересный эстетический эффект, не так ли?.. Хватит скулить, слушайте внимательно… После второго сеанса вы сможете просто спрятать левую сетчатку в склянку. Говорю вам, они светятся ночью зеленым огнем, ни дать ни взять явления Богородицы в Лурде… Пожалуйста, соберитесь. Ваш выигрыш – здоровое зрение.

– Повторим вопрос. – Это опять был мужчина. – Где Оскар Диас?

Державшие ее руки так и не отпустили, рука, давившая на затылок, не ослабляла хватку, и в какое-то ужасное мгновение Брисеиде показалось, что трубка ее шейных позвонков подастся с треском сломанной ветки. Подумалось, что это лучшее, что может с ней произойти.

– Не знаю, клянусь, пожалуйста, не знаю, клянусь, что не знаю, в Вене, да, в Вене, но не знаю, клянусь, клянусь!.. – Слюни, слезы и слова текли по ее лицу, как будто их выделяла одна и та же железа. – Не знаю где честное слово не знаю где не знаю где честное слово клянусь пожалуйста пожалуйстапожалуйстапожалуй…

Ее прервали потоки рвоты.

Сидя перед ноутбуком в кабинете Музеумсквартир, Лотар Босх нажал на кнопку записной книжки своего сотового и позвонил по высветившемуся на экранчике номеру. Беседа с одним из его людей в Париже была короткой, но весьма оживленной. Мисс Вуд в это время сидела к нему спиной, любуясь сквозь стеклянную стену венским рассветом. Босх заметил, что она курит свои жуткие экологически чистые сигареты и зеленый туман с ментоловым запахом клубится вокруг ее головы на фоне стекла.

– Господин Лотар Босх по отношению к дамам джентльмен с ног до головы, – заметила она.

– Тебе не кажется, что мы достаточно напугали ее игрой с оптическим карандашом? – откликнулся Босх, немного задетый иронией коллеги. – Так разговоры не начинают. Мы ничего не добьемся.

С глазом было все в порядке. На самом деле это очень милые люди. Они даже отпустили ее, чтобы было удобно рвать.

Брисеида рвала, как когда-то в детстве: прижав одну руку ко лбу, а другую к животу. Такая у нее была привычка, так сложилось. Любопытное ощущение дежавю при виде желчи. Мама говорила, что она съеживается, словно котенок. Бабушка считала, что она рвет плохо. Этому котенку придется всю жизнь мучиться, потому что она плохо рвет, говаривала она. Тут она пошла не в отца, особенно в похмелье. Стэн тоже рвал легко, долго и обильно. Вообще все, что выделял ее преподаватель искусства, было одинаково. А вот Луиджи, ее преподаватель эстетики, нет, его желудок был закален пиццами, перемежавшимися с чили, – застывший, забитый импотент. По их рвоте познаешь их, а не по эякуляциям. Чихание, рвота и смерть – вот три по-настоящему непредсказуемые, неконтролируемые и внезапные вещи, происходящие в нашем теле, точка с запятой, точка и абзац, конечная точка текста жизни: так сказал ей однажды преподаватель в швейцарском колледже.

Глотнув холодной воды, она поборола новый спазм. Боже, что она сотворила с ковром в столовой Роже. Такой эстет, как Роже (неужели правда, что он накануне ночью играл в шахматы двадцатью четырьмя юношами и девушками вместо фигур?), а тут глядите, что она вывалила на его ковер, – редисочный сок, разлитый по мягкому итальянскому покрытию. Брисеиде пришлось отодвинуть ноги, чтобы не касаться лужи, и так она развела бедра. Но ее больше не держали, и она смогла прикрыться руками. Добрый компьютер (или Добрый Полицейский?) ждал, приложив к виску золотое перо марки «Монблан». Блондинка и солдаты сопели за креслом, готовые к действию. Окошечко «Windows» с надписью «Злой Полицейский» ютилось в углу, противоположном окошку Брисеиды. Но Добрый Полицейский сказал ей, что Злой пока хочет отдохнуть.