Эллисон Майклс - Лицо смерти

Она усмехнулась своей шутке и продолжила:

– Мы встретились случайно. Знаете, как бывает? Столкнулись в коридоре, как в заезженных мелодрамах. Учебники разлетелись по полу, мы кинулись их поднимать и столкнулись лбами. Не встреча, а набор клише. Но тогда это казалось таким романтичным – первый парень, который всерьёз начал ухаживать за мной. Уже через год мы поженились и всё было более, чем прекрасно. Со временем Лоренс стал первоклассным хирургом, практиковал в государственной больнице, потом открыл частную практику. В деньгах мы не нуждались, он постоянно предлагал бросить работу и стать домохозяйкой, но мне хотелось чувствовать себя нужной. Даже когда родился Мартин, а затем и Лора – ничего не изменилось. В мире столько людей, которым нужна наша помощь, я просто не могла сидеть дома и вести хозяйство.

– И как Лоренс отреагировал на это?

– Сперва он полностью меня поддерживал. Ему даже нравилась такая позиция, он же врач, сам клялся спасать людям жизни.

– Но со временем всё изменилось. – Констатировала я. Джулия кивнула.

– Я не помню, в какой именно момент жизни нас развернуло на 180 градусов. Всё было прекрасно, но за одну секунду полетело к чертям собачьим.

Женщина смущённо посмотрела на меня из-под неаккуратной чёлки.

– Извините.

– Наша беседа на то и рассчитана, чтобы вы выпускали пар. В этом кабинете можете ругаться, сколько душе угодно.

– Думаю, что Лоренс стал меняться после смерти одного из пациентов. Молодой мужчина шёл на поправку, а потом понадобилась срочная операция, которую он не пережил. Это как будто сломало Лоренса. Он приходил домой не в настроении, всё чаще озлобленный и даже в ярости. Критиковал всё, что я делала, будь то по дому или по работе. С ним стало невозможно разговаривать без крика. Детям тоже доставалось, – Джулия машинально натянула рукава на кулаки, – но до рукоприкладства он не доходил. Мартина и Лору он никогда пальцем не трогал…

– В отличие от вас.

По щеке Джулии стекла одинокая слеза, оставив мокрую дорожку.

– Первый раз это случилось, когда пациент снова умер у него на операционном столе. Всем хирургам приходится несладко, смерть – обычное дело, когда борешься с ней каждый день. Но вторая гибель пациента за такой короткий срок была непосильной ношей для Лоренса, ведь десять лет никто не погибал во время его операций. В тот день он пришёл домой пьяный, не знаю, где успел добраться до такого состояния после смены. Дети уже легли, а я названивала ему, потому что он не брал трубку. Будь это в любой другой день, я бы так не беспокоилась – быть женой врача, значит быть готовой к его постоянному отсутствию, опозданиям на ужин и двухдневным сменам. Но в тот день его ассистентка сама набрала мне после операции и рассказала о трагедии. По её словам, Лоренс выглядел разбитым, бледным и слегка сумасшедшим. Вот я и пыталась дозвониться до него, чтобы поддержать и остановить, если он решится на какую-нибудь глупость.

Джулия перевела дух, глотнула воды, которую я заранее приготовила для неё на столике, и продолжила вспоминать самый худший день её жизни.

– Он ворвался в дом, когда я оставляла ему тринадцатое сообщение. Сходу начал кричать и переворачивать стулья, не слушая мои просьбы остановиться и не будить детей. Он толкнул меня на пол и принялся бить ногой по рёбрам…

Удары чёткими картинками мелькали в моём сознании, переключаясь как кадры беззвучного фильма.

– Он колотил и по лицу, и по телу.

Сама не помню, в какой момент затаила дыхание и схватилась за подлокотник кресла, чтобы справиться со своими эмоциями.

– В тот день он отработал меня, как боксёрскую грушу, и в пьяном угаре отправился спать. Я молила Бога, чтобы дети ничего не услышали и не вышли на шум из своих комнат. Отец, который колотит их мать – не самый лучший пример воспитания. Он так и оставил меня лежать в гостиной, истекая кровью.

– И вы не обратились в полицию? Или в скорую?

– Он был моим мужем, – как будто в оправдание произнесла Джулия, – мужчиной, которого я любила, без которого не могла жить. Первой мыслью было защитить детей и его самого. От себя, от полиции. Я начала оправдывать его в ту самую минуту, когда боль в рёбрах начала стихать и когда на следующее утро он встал передо мной на колени и просил прощения так, будто я смысл его жизни.

– И вы простили его?

Боль на лице женщины сменилась чем-то другим – ухмылкой с привкусом осуждения. Она заглянула в глубину моей души, будто мы поменялись с ней местами и жертвой стала я.

– У вас есть любимый человек, мисс Андервуд?

– Да.

– Если вы испытываете настоящее сильное чувство по отношению к нему, вы поймёте меня. Это желание быть с человеком каждую минуту жизни невзирая на его ошибки.

– Избиение женщины едва ли можно назвать обычной ошибкой…

Меня немного задел её самоуверенный тон. В конце концов, я хотела лишь помочь и не обвиняла её ни в чём, а она воспринимала мои слова в штыки.

– В тот первый раз это была обычная ошибка. Лоренс был сломлен, растерян и искал кого-то…

– На ком можно выместить злость, – закончила я, заметив, как нелегко Джулии договорить.

– Именно. Я простила его, потому что так поступает любящая жена.

Моё несогласие с мнением клиентки зародилось внутри словно буря в сезон торнадо – быстро и вполне предсказуемо. Роль женщины в семье не включает в себя перевоплощение в грушу для битья всякий раз, как муж пребывает в плохом настроении, недоволен своей жизнью или убивает пациента на операционном столе. Но моё несогласие могло разорвать тот контакт, который наладился за первый сеанс общения с Джулией, поэтому оно осталось клокотать глубоко внутри.

– Несколько недель он был словно шёлковый. Впервые за долгое время приносил мне цветы, приглашал на свидание, проводил время с детьми, даже если уставал в больнице. Я думала, что проблема рассеялась сама собой – семья была счастлива как никогда.

– А как дети отреагировали на побои?

Джулия вновь натянула одежду на участки тела, на которых, по всей видимости, чаще всего мелькали синяки.

– Конечно, я утаила этот инцидент от них. Моё лицо напоминало перезрелую сливу, на боку красовался кровоподтёк величиной с футбольный мяч, я хромала на правую ногу. Детям я сказала, что упала с лестницы ночью, когда спускалась встретить отца. Мне не хотелось впутывать их в это, тем более, если я сама решила простить мужа.

Я сделала несколько пометок в записной книжке. Мы за сегодня далеко продвинулись. Перед сеансом у меня были кое-какие опасения о том, что Джулия слишком напугана, как ягнёнок, и не сможет открыться раньше третьего посещения. Но боль прошлого вытекала из неё, как вода. И чем больше она говорила, тем яснее становилось её лицо, тем меньше тряслись её руки.