Бриттани Кавалларо - Картина преступления

– Знаешь, это долгая история.

Я рассмеялся:

– Я хотел сказать, что даже не знаю, как мне вставить ее в мое плотное расписание избегаемого гостя.

И это было правдой. Что еще я собирался делать в этот день? С тем же успехом я мог бы заполнить несколько пробелов, с которыми Холмс не собиралась мне помогать.

– Ладно, – сказал Леандр. – Но, если ты собираешься заставить меня рассказать об этом, сначала мы выпьем чаю.

Через десять минут и после чайника «Эрл Грея» мы устроились на софе. Где-то вдалеке раздавался шум прибоя.

– Ты знаком с историей столкновений Шерлока Холмса с профессором Мориарти, не так ли? Шерлок обезвредил немало злодеев, но Мориарти превосходил их всех. Настоящий ублюдок. Каждый второй преступник в Англии платил ему за крышу. Он организовывал их действия, связал их в сеть. И Холмс смог вычислить паука в этой паутине. – С отсутствующим видом Леандр потер виски. – Останови меня, если уже слышал это раньше.

– Я слышал это раньше, – сказал я и подул на чай.

Полмира слышало об этом раньше. Шерлок Холмс готовится к схватке с профессором, Холмс и доктор Ватсон мчат в Швейцарию, чтобы ускользнуть от него, мой прапрапрадедушка на скале всматривается в водопад, не зная, погиб ли его друг и напарник в его глубинах. И Холмс, и Мориарти в тот день исчезли. Мориарти навсегда, а человек, который вернулся на Бейкер-стрит, сделал это только через годы, уничтожив последних агентов короля преступного мира.

В рассказе было как-то так.

– В детстве я не понимал, почему так важен Мориарти, – продолжал Леандр. – В историях доброго доктора он не упоминался вовсе вплоть до «Последнего дела Холмса», где он, казалось, был придуман специально, чтобы объяснить все фантастически странные преступления, расследованные Шерлоком. А потом он снова исчез. И ты знаешь, развиваясь, наши отношения с этой семьей стали вполне цивилизованными. Ну, на самом деле – в некоторой степени пронизанными осознанием своей вины. У них была не лучшая репутация – проклятье печально известной фамилии делает такое с людьми – «грехи отцов» и так далее. Но они не были Наполеонами преступного мира. Именно это я и сказал моему отцу.

– И как дело пошло дальше?

Леандр провел рукой по гладко зачесанным назад волосам.

– Так себе, – признался он. – Он ответил мне, что у них в крови есть наклонность к преступлениям. Мы могли быть в мире с ними до начала этой истории с Августом, но мы так или иначе провели бо́льшую часть двадцатого столетия, враждуя.

– А мы провели? – уточнил я, потом поправился: – Вы провели?

Как я понимал, Ватсоны провели двадцатое столетие, преимущественно проматывая в карты впечатляющее наследство.

– Извини, если я ошибусь с датой, – сказал Леандр, прихлебывая чай, – но в девятьсот восемнадцатом Фиона Мориарти, переодетая мужчиной, заняла должность охранника в Синг-Синге. Костюм, как я понимаю, включал в себя мешочки с мукой, привязанные вокруг ее талии ради объема. По-видимому, маскировка была прекрасной. После двух месяцев избиений наиболее закоренелых преступников и, как полагают, сбора информации она уволилась. Через две недели она дала себя арестовать за ограбление банка среди бела дня, снова переодетая мужчиной, но уже другим. Ее посадили. Ночью она вывела из Синг-Синга двадцать заключенных через туннель, который копала предыдущие десять дней. Туннель прошел под Гудзоном.

Я позволил себе присвистнуть:

– И она смылась?

Он улыбнулся:

– У туннелей есть вход и выход, так? Мой прадедушка устроил на выходе костер. Бедные заключенные с воплями побежали обратно к своим камерам. Они думали, что получат свободу, а получили только клубы дыма. И она тоже осталась за решеткой. План у нее был умный, знаешь ли. Целых пять из этих заключенных были подручными ее отца. Они помогали растить ее. После смерти Мориарти-старшего они сбежали в Америку, чтобы не попасть в длинные руки Шерлока Холмса, – Леандр поднял бровь. – Сантименты. В итоге они всегда вас подводят. – Для этой части он приберег патетический тон.

– Вы не можете в это верить, – сказал я.

– Ну, Фиону в конце концов подвели именно они. Самое смешное, что она была при деньгах. Их у нее было достаточно, чтобы подкупить местных судей. Чтобы подкупить полицейских. Чтобы подкупить гангстеров из Таммани-холла [3] Таммани-холл – коррумпированная верхушка правящей в описываемый период времени в США Демократической партии, известная связями с преступным миром. . И она пыталась, но никто из них не притронулся к ее деньгам. Они слишком опасались последствий. Более того, один из них написал своему старому другу Генри Холмсу, который первым же кораблем приплыл в Америку – как раз вовремя, чтобы раскрыть ее планы и разрушить их.

– И это был не конец истории, я думаю.

– Нет. Все продолжилось следующим образом. Тысяча девятьсот тридцатый год. Ограбление банковского хранилища. Глазго. Все преступники схвачены, но драгоценности исчезли. Догадайся, кто появился в обществе в рубинах ценой в миллионы фунтов? – Он рассмеялся, заметив недоумение на моем лице. – Джейми, ты пробыл в Америке слишком долго. Фунтов стерлингов. Денежная единица. По-видимому, один из нанятых ими жуликов доставил им рубины через канализацию, с помощью подъемного блока. Квентин Мориарти заявил, что драгоценности достались его жене по наследству, но Джонатан Холмс доказал лживость этого заявления с помощью пары крыс, скальпеля и женского носового платка. Тысяча девятьсот сорок четвертый год, Мориарти грабят музеи Европы в течение Второй мировой войны. Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой – они заседают в Нобелевском комитете. Тысяча девятьсот семьдесят второй – мою старшую сестру Араминту попросили раскодировать серию сообщений, зашифрованных подстановочным кодом Френсиса Бекона. В сообщениях говорилось о продаже ядерных боеголовок. Теперь Уолтер Мориарти. На кой черт ему понадобились боеголовки? Наверно, перепродать их с выгодой. Он пошел под суд. У двоих присяжных обнаружилась редкая форма рака. Жена судьи пропала. Все спокойно. В новости ничего не попадает. А потом кто-то убил всех трех кошек Араминты.

– Боже, – сказал я, – это ужасно.

– Уолтер Мориарти вышел из тюрьмы через четыре месяца. Балаган. И все же – запомни! Не вся семья была плохой. – Он налил себе чаю. – На самом деле там на каждое поколение находилось одно червивое яблочко. Остальные… Ну, я знал Патрика Мориарти, когда был молодым. Мы встречались на вечеринках в Оксфорде, достаточно пили, чтобы блевать на углу, и сравнивали счета. Мы говорили о кровной распре между нашими семействами – хотя тогда это было ничто по сравнению с тем, чем является сейчас, – и он сказал, что фундаментальная разница между нами была в том, что Холмсы – бессердечные оптимисты, а они – пессимистичные гедонисты.