Кристина Эрман - Пожирающая Серость

– А какое слово использовала бы ты?

Лоск невозмутимости на лице Харпер исчез. Черты исказились от нескрываемой боли – такое Вайолет видела только в зеркале.

– Не могу сказать. Как правило, я не даю названий тому, чего сама никогда не видела.

– Так почему ты пошла за мной на самом деле? – Внезапно ответ на этот вопрос показался очень важным.

Харпер встретилась с ней взглядом:

– Потому что никто не должен сбегать с уроков и не иметь человека, который побежит следом.

Но Вайолет почувствовала ложь:

– Попробуй еще раз.

Харпер нахмурилась:

– Ладно. Потому что… я видела, как вчера с тобой говорил Джастин Готорн. Готорны не беспокоили бы тебя, если бы не считали, что ты можешь быть полезной. Поэтому я хочу тебя предупредить, что все в этом городе для них просто пешки. Не более. Как бы они ни пытались показать, что это не так.

Вайолет вспомнила, как остальные ученики смотрели на Джастина. Как взрослые смотрели на его мать. Их обожание и близко не походило на хладную ярость в словах Харпер. И Вайолет видела, что она хотя бы верила в то, что говорила – независимо от того, правда это или нет.

– Что они тебе сделали? – ласково спросила она.

Над их головами зашелестели дубы. Харпер запустила дрожащие пальцы в волосы:

– Скажем так, когда мы еще дружили, у меня была левая рука.

А затем развернулась и быстро ушла.

Когда Вайолет вернулась домой, то обнаружила на крыльце Дарью, увлеченную вязанием. Дарья всегда выглядела умиротворенной, сидя в своем древнем кресле-качалке; ее хрустальные спицы сверкали, пока она медленно распутывала клубок багровой пряжи, обычно в компании кота Орфея, который сворачивался вокруг ее лодыжек. Но на этот раз на соседнем стуле сидела Джунипер, орудуя собственными вязальными спицами.

Вайолет на секунду замерла у крыльца, пытаясь переварить эту семейную идиллию.

– Ты… учишься вязать? – Слова прозвучали немного напыщенно. Вайолет почти не общалась с матерью после того, как узнала о Стивене Сондерсе.

– Ну, я пытаюсь ее научить, – укоризненно ответила Дарья. – Но она не может расслабиться и на пару секунд, чтобы попасть в петлю!

Джунипер одарила Дарью тем же угрюмым взглядом, которым Вайолет всегда одаряла Роузи, когда сестра ею командовала. Но мать выглядела неправильно, слишком по-детски, слишком наигранно.

– Ты всегда говорила, что мне не хватает терпения. – Джунипер по-прежнему носила каблуки и брюки, как в Оссининге, но ее блузка помялась, а волосы были небрежно заправлены за уши.

– Ты никогда не умела ждать, Джун, – ответила Дарья, и слова прозвучали скорее ласково, чем ехидно. – Но время еще есть. Камни пока за тобой не пришли.

Она похлопала сестру по плечу, а Джунипер безнадежно уставилась на спутанный узел из красной пряжи, намотанный между ее спицами.

– Камни пока за мной не пришли. Как скажешь. – Она перевела взгляд на Вайолет. – Можешь присмотреть за ней минутку? Мне нужно отправить пару писем.

Вайолет кивнула. Мать резво умчалась, оставив на стуле спутанную пряжу.

Дарья покосилась на комок ниток.

– Вязать умеешь? – спросила она у Вайолет.

Та прислонила велосипед к перилам.

– Нет.

– Жаль, – вздохнула Дарья. – У тебя ловкие пальцы.

Девушка сжала и разжала ладонь.

– Это из-за фортепиано.

– Да. Ты напоминаешь мне Стивена. – На ее лице промелькнула призрачная улыбка. – Он тоже был музыкантом.

Вайолет решила попытать удачу, несмотря на слова Джунипер о том, что это может расстроить Дарью. Ступеньки громко скрипели, пока она взбиралась на крыльцо.

– Так он тоже был музыкантом? На чем он играл?

– Пианино, – сразу же ответила Дарья. – Поэтому Джунипер с Маркусом и хотели, чтобы ты научилась играть. В память о нем.

Маркус Колфилд. Ее отец.

Вайолет уже давно не слышала, чтобы его имя произносили вслух, и это побудило внезапную вспышку воспоминаний: темноволосый и громкий, заразительный смех, сильные руки отрывают ее от земли и заключают в объятия.

Сцена молниеносно пронеслась в голове, но Вайолет уже успела затосковать по обеим половинкам ее семьи. Еще никогда она не чувствовала себя такой далекой от отца, которого не успела узнать по-настоящему, – и хотя теперь они жили в родном городе матери, от Джунипер она тоже никогда еще не была так далека.

– Я даже этого не знала, – тихо призналась Вайолет.

Дарья пожала плечами:

– Джун всегда плохо объяснялась. Думаю, она просто хотела, чтобы какая-то частичка Стивена продолжала жить.

– Что с ним произошло? – спросила Вайолет. – Это имеет какое-то отношение к Серости?

Дарья замерла на середине стежка.

– Иди сюда, – позвала она скрипучим голосом. Вайолет медленно подошла, ее сердце забилось чаще. Дарья взяла ее за руку. – Ох, Вайолет… Ты умрешь в шляпе.

Девушка тяжко вздохнула, но волосы на затылке встали дыбом. Это просветление рассудка не могло продлиться дольше – ответы следовало искать в другом месте.

– Тогда я просто не буду носить шляпы.

Дарья отпустила ее руку:

– Однажды ты забудешь. Как и все в Четверке Дорог.

Вайолет мрачно уставилась на свою ладонь. Внезапно налетел ветер – милое разнообразие в жаркой сентябрьской погоде.

– Ты пробовала прогуляться в лесу, косточка? – поинтересовалась Дарья едва слышно. – Это единственная по-настоящему значимая часть нашего городка.

Вайолет резко подняла голову:

– Что?

Но тут дверь распахнулась, и к ним вернулась Джунипер с телефоном в руке.

– Тут просто ужасно.

Вайолет почти не слышала ее.

«Ты пробовала прогуляться в лесу, косточка?»

Она повернулась к деревьям. Вспомнила, что Харпер говорила о нем. Боль на ее лице. Вайолет только начала понимать, что здесь творится. И если она будет делать вид, что ничего не происходит, это не поможет ей понять до конца.

– Я буду на заднем дворике.

Девушка быстро сбежала по ступенькам и завернула за угол дома. Она отбросила мысли о призраке Роузи, мертвом офицере Андерсе и направилась к деревьям, – высокие стволы были единственными свидетелями ее маленькой смелости.

Все выглядело чрезвычайно обыденно: каштановые дубы клонились друг другу, словно старые друзья, решившие поболтать, в ветвях щебетали птицы, озаренные солнечным светом. Но в желудке Вайолет все равно пульсировало беспокойство.

Дневной свет не гарантировал, что не случится что-то плохое.

Она услышала жужжание насекомых прежде, чем увидела их, – тяжелый, монотонный шум, словно от работающего двигателя. Они кружились в воздухе, как грибовидное облако, над чем-то обмякшим и пушистым у корней дерева – невезучим енотом или опоссумом.