Алекс Норт - Шепот за окном

Пропал маленький мальчик.

Маленького мальчика нужно найти и доставить домой.

Когда Пит сейчас возвращался в Фезербэнк, у домов, мимо которых он проезжал, был очень уютный вид. Их окна мягко светились во тьме, и он мог представить, как из-за них доносятся тихий смех и обрывки разговоров.

Люди собрались вместе, как и полагается людям.

Это вызвало у него некоторое чувство одиночества, но всегда можешь найти удовольствие там, где его ищешь, даже в такой уединенной жизни, как у него. Дорогу обрамляли огромные деревья, их листва почти терялась во тьме, оставаясь на виду лишь там, где ее касался свет уличных фонарей, разбрасывая по улице замысловатые зелено-желтые пятна, колеблющиеся вместе с ними под слабым ветерком. В Фезербэнке царили мир и покой, и было почти невозможно поверить, что некогда он стал прибежищем такой отвратительной мерзости, как Фрэнк Картер.

В конце его улицы на столбе под фонарем белела листовка – одно из множества объявлений «Внимание – розыск!», которые были развешаны в предыдущие недели родственниками Нила Спенсера: фотография мальчика, подробное описание его одежды и обращение к свидетелям выйти на связь. И снимок, и текст уже порядком выцвели под безжалостными лучами летнего солнца, так что, когда сейчас он проезжал мимо, одинокий листок напомнил ему увядшие и сморщенные цветы, оставшиеся лежать на месте какого-нибудь давнего ДТП. Пропавший мальчик начал пропадать по второму разу.

Со времени исчезновения Нила Спенсера прошло уже почти два месяца, и, несмотря на значительные ресурсы, а также сердце и душу, вложенные в расследование, сейчас полиция знала почти столько же, сколько в тот вечер, когда он пропал. Насколько мог судить Пит, Аманда Бек все делала правильно. Лишним подтверждением ее эффективности вообще-то можно было счесть и тот факт, что даже старший детектив-инспектор Лайонс, человек, постоянно следящий лишь за собственной репутацией, стоял за нее горой и оставил ответственной за ведение дела. Хотя в последнее время, когда Пит сталкивался с Амандой в коридоре, вид у нее был такой вымотанный, что он гадал, не стало ли это для нее в некотором роде наказанием.

Жаль, нельзя сказать ей, что со временем все станет проще…

После вызова в кабинет старшего детектива-инспектора Пит обговорил с Амандой некоторые аспекты первоначального расследования, но пока его привлекали к делу только поверхностно и эпизодически. Делая запрос на посещение Фрэнка Картера, он испытал знакомое чувство обреченности. Сразу представил, как будет сидеть напротив этого чудовища, которое будет обращаться с ним, как с игрушкой. Как всегда, терялся в догадках, сможет ли пройти через это – не станет ли их столкновение той каплей, которая наконец переполнит чашу терпения. И все же его страхи оказались напрасны. Впервые, насколько он помнил, его запрос на беседу с Картером закончился отказом. Так называемый Шептальщик, похоже, на сей раз решил хранить молчание.

Пит неоднократно посещал его в прошлом и готовился сделать это снова, но все же… Оказалось просто невозможно подавить чувство облегчения. Это принесло с собой чувство вины и стыда, конечно же, но он сумел убедить себя, что стыдиться нечего. Сидеть напротив Фрэнка Картера – тяжелое испытание. Это просто вредно для здоровья. А поскольку единственным связующим звеном были слова матери Нила о том, что тот якобы видел и слышал нечто за окном, не имелось никаких причин считать, что это хоть как-то поможет.

Облегчение было совершенно правильной реакцией.

Вернувшись домой, Пит бросил ключи на стол в столовой, уже определив, что приготовит на ужин и какие программы посмотрит, чтобы заполнить несколько часов, оставшихся до сна. Завтра – опять спортзал, разбор бумажек, распределение обязанностей среди подчиненных. Все как всегда.

Но перед этим – обычный ритуал.

Открыв кухонный шкафчик, Пит вытащил бутылку водки, которую постоянно держал там, повертел ее в ладонях, прикинул на вес, ощутив, какое толстое у нее стекло – крепкий защитный слой между ним и заманчивой жидкостью внутри. Уже давным-давно он не открывал подобных бутылок, но все равно хорошо помнил приятный и успокаивающий щелчок, с которым вскрывалась винтовая крышечка.

Достал фотографию из выдвижного ящика.

А потом сел за обеденный стол, выставив перед собой бутылку и положив фотографию, и в тысячный раз задал себе все тот же вопрос:

«Хочу ли я сделать это?»

На протяжении многих лет тяга выпить приходила и уходила, но в какой-то степени присутствовала всегда. Толчком к ее пробуждению могло послужить множество совершенно банальных вещей, но бывали также времена, когда она начинала шевелиться совершенно без всякого повода, словно следуя какому-то своему собственному кривому расписанию. Бутылка частенько оставалась мертвой и бессильной, как мобильный телефон с разряженной в ноль батарейкой, но иногда вдруг что-то неожиданно вспыхивало. Прямо сейчас тяга оказалась куда сильнее, чем он мог припомнить. Вообще-то в течение последних двух месяцев бутылка разговаривала с ним все громче и громче.

«Ты только оттягиваешь неминуемое, – говорила она сейчас ему. – Зачем заставлять себя страдать?»

Бутылка была полной – это важно. Налить себе порцию из начатой бутылки было бы менее успокаивающим, чем с треском скрутить крышечку с новой. Спокойствие крылось в сознании того, что спиртного у тебя предостаточно.

Пит осторожно взялся за крышечку, соблазняя себя. Поверни чуть посильнее – защитное колечко хрустнет и сломается, и бутылка будет открыта.

«Можешь с равным успехом сдаться».

«Это заставит тебя почувствовать себя никчемным, но мы и так оба знаем, что ты как раз такой и есть».

Голос мог быть настолько же жестоким, насколько и дружеским. Играл минорные аккорды с таким же успехом, что и мажорные.

«Ты никчемный. Ты беспомощный».

«Так что открывай пузырь, не тяни».

Как и почти всегда, голос принадлежал его отцу. Старик уже давно умер, но даже по прошествии сорока лет Пит мог легко его себе представить: толстый, развалившийся на потертом кресле в пыльной передней комнате, с презрительным выражением на лице. Абсолютно ничто из того, что делал маленький Пит, его не устраивало. «Никчемный» и «беспомощный» были словами, которые он узнал рано и слышал чаще всего.

С возрастом пришло понимание, что его отец был просто маленьким человеком, разочарованным абсолютно во всем в своей жизни, а его сын представлял для него всего лишь подходящую грушу для битья, на которой он мог выместить свое раздражение от собственного пребывания во вселенной. Но это понимание пришло слишком поздно. К тому моменту послание было впитано и стало частью жизненной программы. Объективно Пит понимал, что это неправда, что никакой он не никчемный и не неудачник. Но это всегда казалось правдой. Фокус, даже если объяснить его секрет, по-прежнему выглядит убедительно.