Рид Коулмен - Во всем виновата книга

По ту сторону крылечка Хуан вытащил из кармана толстовки фирмы «Carat» «магнум» калибра 0,357.

Дверь черного хода открылась, из нее высунулась массивная, тупая собачья морда. Животное засопело и стало, переваливаясь, медленно спускаться с крыльца. Хуан навел ствол «магнума» на затылок пса. Ему было поручено приглядывать за собакой и при необходимости пристрелить ее.

Лайл шустро ринулся вперед и, ухватившись за дверную ручку, с силой дернул дверь на себя.

Пол Паркер вывалился на крыльцо и скатился на засыпанную снегом лужайку. Полы халата распахнулись, явив взору бледные ноги с синими венами. Опираясь на локти и колени, он приподнялся и воскликнул:

– Господи Исусе!

– Вовсе нет, – возразил Лайл, наставив пистолет на лоб адвоката. – Всего лишь мы.

– Чего вы хотите?

– То, что принадлежит мне по праву наследования. То, что я заслужил, а ты у меня отобрал.

На лице Паркера отразились смешанные эмоции: узнавание и ужас. Лайл читал в его глазах животный страх. И ему было приятно.

– Лайл? Это ты?

Паркер не понимал, что́ могло потребоваться Лайлу. В доме почти не было ценных вещей – не то что в особняке Англера, расположенном поодаль от города, с коллекцией книг по истории Запада Штатов. Но Лайл? Лайл, извращенный образчик жителя западных штатов…

– Встань уже и заткнись, к чертовой матери! – рявкнул Лайл и махнул пистолетом. – Пойдем в дом, в тепло.

Рядом с Паркером старый Чемп припал к земле и опорожнил мочевой пузырь.

– Он даже не знает, что мы здесь, – заметил Хуан. – Сторожевая такая собака. Надо бы положить конец его страданиям. («Страдаааааниям».)

Паркер наконец поднялся и произнес умоляюще:

– Не надо, пожалуйста. Это мой охотничий пес, и он многие годы был прекрасным охотником. Он и не подозревает о вашем присутствии.

Пока Паркер говорил, Лайл обратил внимание, что к его голым коленям прилипли сухие травинки.

– Сейчас, без адвокатской мантии, ты кажешься не таким уж крутым.

– У вас ведь найдется горячий кофе? – вставил Хуан.

– Да, я приготовлю.

– Твоя жена дома?

– Нет.

Лайл ухмыльнулся под маской:

– Что, бросила тебя?

– Вовсе нет, – солгал Паркер. – Поехала навестить сестру в Шеридан.

– Кто-нибудь есть в доме?

– Нет.

– Только не ври.

– Я не вру. Послушайте, что бы вы…

– Заткнись. – Лайл взмахнул кольтом и скомандовал: – Двигай в дом. Медленно. И постарайся не дурить.

Паркер осторожно поднялся по ступенькам и прошел в дверь, которую заботливо придержал Лайл. Лайл зашел следом. Уютное тепло обжитого дома окутало его даже через теплое пальто и балаклаву.

Оставшийся на улице Хуан спросил:

– А что с собакой?

– Пристрели ее.

– Господи, помилуй! – дрожащим голосом воскликнул Паркер.

Спустя несколько секунд на заднем дворе грохнул выстрел, раздался жалобный визг, а еще через мгновение Хуан вошел в дом вслед за остальными.

Пол Паркер сидел на пассажирском сиденье пикапа, а Лайл расположился прямо у него за спиной, на сиденье во втором ряду. Дуло его пистолета упиралось в затылок адвоката. Хуан управлял машиной. Они съехали с шоссе и сейчас двигались по двухполосной дороге, через заросшие полынью предгорья, находясь в восемнадцати милях от города. За пикапом следовало стадо из тридцати-сорока вилорогих антилоп. Стоял поздний октябрь – до ноября оставалось всего несколько дней, – пожухлая трава сделалась коричневой, повсюду виднелись белые пятна выпавшего ночью снега. Пейзаж был суровым и безрадостным, и антилопы идеально подходили к нему: коричнево-белые, они сливались с местностью и временами казались частью ландшафта. Если же животным вдруг что-то не нравилось – например, вторжение помятого пикапа, «форда» 1995 года выпуска, тянущего за собой дребезжащий пустой прицеп для перевозки скота, – они просто уносились за холмы, подобно текущей лаве.

– Они возвращаются, – сообщил Хуан Лайлу. Пикап принадлежал ему, а прицеп компаньоны одолжили у одного торговца, который приобрел себе новый. – Здесь так много этих антилоп.

– Следи за дорогой, – оборвал его Лайл. Он уже давно снял маску – теперь в ней не было необходимости – и запихал ее в карман пальто.

Паркер сидел и смотрел прямо перед собой. Бандиты разрешили ему надеть пижаму и домашние тапочки, а также толстое зимнее пальто на подкладке. И все. Кроме того, Лайл велел взять ключи, а бумажник и все остальное приказал оставить дома. Паркеру было стыдно и страшно. Лайл Пиблз и Хуан Мартинес сняли свои дурацкие маски, и это означало лишь одно: они больше не беспокоятся, что адвокат сможет их опознать. Очень нехороший признак. И еще Паркер тосковал по Чемпу.

Лайл сидел достаточно близко к адвокату, чтобы ощущать его несвежее утреннее дыхание. А также запах страха. Вблизи он разглядел, что кожа Паркера имеет нездоровый цвет. В зале суда он этого не заметил.

– Итак, ты знаешь, куда мы едем.

– В особняк Англера.

– Верно. А знаешь, что мы там будем делать?

После длительной паузы Паркер ответил:

– Нет, Лайл, не знаю.

– А я думаю, знаешь.

– В самом деле, я…

– Заткнись, – велел Лайл пленнику, а Хуану сказал: – Там есть ворота. Когда остановишься возле них, я возьму нашего приятеля Пола с собой, чтобы он помог открыть их. Ты проедешь через ворота, и мы снова их закроем. Если заметишь, что он что-то задумал, сделай с ним то же, что с псиной.

– Его звали Чемп, – без выражения произнес Паркер.

– Хо-кей, – бросил Лайл.

Хуан Мартинес был загадкой для Паркера. До сегодняшнего утра адвокат никогда его не видел и ничего о нем не слышал. Мексиканец был плотным, приземистым мужчиной с иссиня-черными волосами и тонкими ковбойскими усиками, отчего лицо казалось неопрятным. Еще он обладал пронзительными черными глазами, в которых невозможно было что-либо прочитать. Он был моложе Лайла и, очевидно, подчинялся ему. Казалось, двум мужчинам вполне комфортно друг с другом; такие тесные, братские отношения подразумевали многие дни и ночи, проведенные вместе. В целом Хуан казался Паркеру грубоватым субъектом: прямолинейным, жестким, без всяких угрызений совести.

Лайл Пиблз, смуглый, среднего роста и нормального телосложения, выглядел, по мнению Паркера, старше своих пятидесяти семи лет. Узкое, худое лицо и грубая темная кожа заставляли думать, что он проводит почти все время на солнце и ветру. У него были запавшие щеки пьяницы и тонкий, бледный шрам, деливший лицо почти напополам: он начинался от верхней губы и терялся в волосах. Взгляд был печальным и одновременно высокомерным, зубы в пятнах от никотина, длинные и узкие, напоминали лошадиные. Говорил он низким голосом с гнусавым сельским выговором, при этом уголки рта поднимались, хотя улыбкой это назвать было нельзя. Паркер подумал, что от Лайла ощутимо веет скрытой угрозой. Таких людей инстинктивно сторонятся, если встречают их на дороге или в хозяйственном магазине. Они подвержены резким переменам настроения и могут ни с того ни с сего заорать, начать нецензурно выражаться или даже распускать руки, пока их не усмирят силой. В целом, заключил про себя Паркер, Лайл выглядел и вел себя точно занюханный ковбой, однако с большими претензиями.