Найо Марш - Мнимая беспечность

Рукопись выскользнула из рук, упала на грудь. Скандалы и нервотрепка всегда страшно выматывали ее. Перед погружением в дремоту ее вдруг точно током пронзила одна мысль, и Мэри встрепенулась всем телом. Она подумала о Пинки. Глупо было бы предположить, что этот секундный дискомфорт был вызван приливом ненависти, а не какой-либо иной чисто физической причиной. В любом случае мисс Беллами погрузилась в беспокойный сон.

Вошла Флоренс. В руках у нее был флакон духов под названием «Врасплох». Она на цыпочках пересекла комнату, поставила духи на туалетный столик и какое-то время смотрела на спящую мисс Беллами. За шезлонгом на подоконнике стояли горшки с тюльпанами и азалиями в бутонах, между ними примостилась жестянка с ядом для вредителей. Чтобы достать ее, Флоренс пришлось перегнуться через свою госпожу. Она сделала это крайне осторожно, но мисс Беллами в этот момент шевельнулась. Флоренс отпрянула и тихо, на цыпочках, вышла из комнаты.

На лестничной площадке стояла престарелая Нинн. Стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на Флоренс.

– Спит, – сказала та и кивком указала на дверь. – Легла баиньки.

– Ну, как всегда после скандала, – заметила Нинн. А потом добавила деревянным голосом: – Погубит она этого мальчишку.

– Она сама себя погубит, – проговорила Флоренс, – если не будет следить за каждым своим шагом.

После ухода мисс Беллами огорченная Аннелида обернулась к дядюшке. Октавиус мурлыкал под нос какую-то елизаветинскую мелодию и разглядывал себя в якобинском зеркале, висевшем над письменным столом.

– Очаровательно, – выпалил он. – Просто волшебно! Клянусь тебе, Нелл, за последние лет двадцать я вдруг удостоился внимания хорошенькой женщины. И она была так любезна и настроена весьма игриво, точно тебе говорю. И всё это… произошло так внезапно, так трогательно и импульсивно! Нам предстоит расширить свои горизонты, любовь моя.

– Но дядя! – в отчаянии воскликнула Аннелида. – Ты даже не представляешь, какую заварил кашу!

– Кашу ? – Октавиус удивленно посмотрел на нее, и руки у нее опустились. – О чем это ты? Я принял приглашение, столь любезно представленное нам очаровательной женщиной. Причем тут какая-то каша , скажи на милость? – Аннелида не ответила, и он продолжил: – Нет, тут, конечно, следует решить несколько проблем. К примеру, я понятия не имею, в каких нарядах сегодня принято выходить в свет на коктейльные вечеринки. В мое время я надел бы…

– Наряды тут не причем.

– Разве? В любом случае надеюсь, ты просветишь меня на эту тему.

– Я уже сказала Ричарду, что не смогу прийти.

– Глупости, дорогая, – заметил Октавиус. – Ну, разумеется, мы пойдем. Что тебя беспокоит? Не понимаю.

– Трудно объяснить, дядюшка. Дело в том… Ну, отчасти в том, что я в театральном мире занимаю нижнюю ступеньку. Что я в нем всего лишь жалкая пылинка под колесами сверкающей колесницы мисс Б. Я все равно что капрал, случайно оказавшийся на празднике высших офицерских чинов.

– А вот это, – покраснев от возмущения, сказал Октавиус, – фальшивая, на мой взгляд, притянутая за уши аналогия. Ты уж прости, Нелли, за эти слова. И еще, дорогая, когда хочешь процитировать что-то, лучше брать из надежных источников. В дни моей молодости настоящим бичом светских салонов была индийская любовная лирика.

– Извини.

– Было бы крайне неприлично отказаться от столь любезного приглашения, – не унимался Октавиус, все больше походя при этом на избалованного непослушного ребенка. – И я хочу его принять. Да что с тобой такое, Аннелида?

– Дело в том, – уже в полном отчаянии выпалила девушка, – что я не совсем понимаю, как следует держать себя с Ричардом Дейкерсом.

Октавиус смотрел на нее с таким видом, словно до него только что дошло.

– Стало быть, – угрюмо произнес он, – этот Дейкерс пытается за тобой приударить. Просто удивительно, как я не замечал прежде. И он тебе совершенно не нравится, так?

Тут, к его разочарованию, Аннелида едва не расплакалась.

– Нет! – воскликнула она. – Нет! Ничего подобного… правда. То есть я хотела сказать, хотела сказать, что я не понимаю… – Она беспомощно смотрела на Октавиуса. А дядя, как она чувствовала, находился на грани нервного срыва, что случалось с ним крайне редко. Мисс Беллами уязвила его самолюбие. Как он крутился и пыжился перед ней, распустил перья! Аннелида очень любила дядю, и ей стало его жалко.

– Не обращай внимания, – сказала она. – Тут и говорить-то не о чем. И прости, дорогой, если я испортила тебе настроение. Теперь не захочешь идти на эту чудесную вечеринку.

– Да, я расстроен, – сердито отозвался Октавиус. – Но на вечеринку пойду.

– И иди. Я повяжу тебе галстук, будешь у меня настоящим красавцем.

– Вот что, дорогая, – заметил Октавиус, – это ты будешь у меня настоящей красавицей. Это же радость для меня – вывести тебя в свет. Я буду тобой страшно гордиться.

– О, черт! – воскликнула Аннелида. Бросилась к дяде, крепко обняла его. Он смутился и несколько раз легонько похлопал ее по спине.

Тут дверь в магазин отворилась.

– А вот и он, – прошептал Октавиус, глядя поверх ее головы. – Дейкерс пришел.

Попав с солнечного света в темноту лавки, Ричард, щурясь, различил смутные очертания двух фигур, и ему показалось, что Аннелида просто повисла на шее Октавиуса. Он выждал несколько секунд, она отошла от дядюшки, напоследок поправив платок в его жилетном кармашке.

Ричард старался не смотреть на Аннелиду.

– Я пришел, – заявил он, – прежде всего извиниться перед вами.

– Не стоит извинений. Это я вела себя глупо.

– И еще сказать, что я очень рад. Мэри говорила, вы согласились принять приглашение на вечеринку.

– О, она была так любезна. Просто околдовала дядю.

– Мы с вами люди воспитанные, не так ли? Вежливо сейчас говорим.

– Уж куда лучше, чем ссориться из-за пустяков.

– Так я могу за вами зайти?

– Нет необходимости. Нет, правда. Вы будете заняты приготовлениями к празднику. А дядя будет просто счастлив сопроводить меня. Он сам так сказал.

– Да, конечно. – Теперь Ричард смотрел прямо ей в глаза. – А вы плакали, – тихо заметил он. – И еще испачкались, прямо как маленькая девочка. У вас на щеке серое пятно.

– Ничего страшного. Сейчас же пойду и приеду себя в порядок.

– Помощь нужна?

– Нет.

– Сколько вам лет, Аннелида?

– Девятнадцать. А почему вы спрашиваете?

– Мне двадцать восемь.

– Прекрасно сохранились для своего возраста, – вежливо заметила Аннелида. – И уже успели стать знаменитым драматургом.

– Всего лишь сочинителем пьес.

– Думаю, после написания этой последней вы вправе называться драматургом.

– Дерзости, как посмотрю, вам хватает, – задумчиво произнес Ричард. И через секунду добавил: – Как раз сейчас Мэри читает мою пьесу.