Найо Марш - Мнимая беспечность

– И мстительность, – пробормотал Уорендер – и тут же пожалел, что произнес это слово.

– Но ее доброта! – воскликнул Ричард. – Всегда считал: у нее самые добрые глаза, какие я только видел у женщин.

Уорендер, который с самого утра был настроен рассуждать о человеческих характерах, продолжил в том же духе.

– Люди, – заметил он, – рассуждают о глазах и ртах, точно эти черты лица имеют какое-то отношение к мыслям и поступкам других людей. Но ведь это же всего-навсего какие-то малые части тела, разве нет? Как, впрочем, и пупки, колени и ногти. Мелочи, детали.

Чарльз взглянул на него с улыбкой.

– Морис, дорогой, ты меня просто пугаешь. Ты как бы отрицаешь тем самым, что у наших старых друзей может быть добрый рот, честный взгляд, открытый лоб. Сомневаюсь, что ты прав.

– Прав он или нет, – вставил Ричард, – это ничуть не помогло мне принять решение.

Чарльз опустил стаканчик с шерри на стол и сдвинул очки на лоб.

– Будь я на твоем месте, Дики, я бы продолжил идти вперед.

– Слушай его, Дики, слушай!

– Спасибо, Морис. Да, я продолжил бы должен идти вперед. Предложил бы свою пьесу, постарался бы как можно выгоднее продать ее на рынке. Если Мэри и расстроится, то ненадолго, сам знаешь. Ты не должен терять чувства перспективы, мальчик мой дорогой.

Полковник Уорендер слушал все это со слегка приоткрытым ртом и затуманенным взглядом. Когда Чарльз закончил, Уорендер взглянул на часы, поднялся и сообщил, что ему нужно позвонить по телефону перед ленчем.

– Позвоню из гостиной, если разрешите, – сказал он и покосился на Ричарда. – Стоять на своем, вот что главное, верно? Лучшая политика в мире, – и он вышел.

Ричард сказал:

– Постоянно задаюсь вопросом: так ли уж он прост, наш Морис?

– Было бы серьезное ошибкой недооценивать его, – ответил Чарльз.

В домах и квартирах в радиусе примерно десяти миль от Пардонерс Плейс, гости, приглашенные на вечеринку к мисс Беллами, готовились предстать перед глазами виновницы торжества. Таймон (он же Тимми) Гэнтри, знаменитый режиссер, тоже готовился к празднику. Он был высокого роста и, сутулясь, всматривался в треснутое зеркало ванной комнаты, чтобы расчесать щеткой волосы – так коротко подстриженные, что особой необходимости в том не было. Затем он переоделся в костюм, который назывался у него «приличным синим», и, чтоб потрафить мисс Беллами, надел под него жилет вместо пуловера сливового цвета. Он больше походил не на режиссера, а на полицейского, вышедшего в отставку, чей энтузиазм никогда не иссякает. Он пропел отрывок из «Риголетто» – оперы, которую недавно поставил, и вспомнил, как ненавидит все эти коктейльные вечеринки.

– Белл-а-ми, от тебя одна лишь тоска, – пел Гэнтри, имитируя мелодию «Bella Filia» [14] «Вella Filia (Figlia) – квартет Герцога, Маддалины, Джильды и Риголетто, 3-й акт, опера Верди «Риголетто». . И это было сущей правдой. Последнее время Мэри стала совсем уж невыносима. Возможно, было бы разумно рассориться с ней до того, как начнется работа над новой пьесой. Она начала уклоняться от самых простых требований режиссера, входящих в его методику: Тимми требовал от труппы быстрых и довольно сложных движений, образующих своеобразный вихревой рисунок на сцене, а Мэри уже давно утратила былую резвость. Да и темперамент, пожалуй, тоже, подумал он. И вообще он считал, что эта пьеса будет для нее последней.

– Потому, как она уж давно не мила, и совсем мне она не по вкусу! – пропел Гэнтри.

Затем он стал размышлять о ее влиянии на других людей, в особенности на Ричарда Дейкерса.

– Она демон похоти, – пропел он. – Она просто монстр в женском обличье. Пожирает заживо молодых мужчин. Это жуткая Мэри! – Таймон радовался тому обстоятельству, что Ричард, похоже, настроен на написание более серьезных драматических произведений. Гэнтри прочел «Земледелие на небесах» еще в рукописном виде и тут же решил, что это «его» пьеса и он непременно поставит ее, как только закончит текущую работу.

– Если продолжишь сочинять всю эту пустую трескотню для Мэри, когда у тебя в загашнике такая вещица, – сказал он Ричарду, – утонешь в ней и больше не выплывешь. Да, вещь далека от совершенства, некоторые куски просто ужасны. Их надо выбросить. Другие – переписать. Внеси эта поправки, и я с удовольствием поставлю твою пьесу.

И Ричард поправил.

Гэнтри сунул в карман подарок для мисс Беллами. То были фальшивые драгоценности, приобретенные им за пять шиллингов с уличного лотка. Он всегда приобретал подарки рационально, сообразуясь с финансовым положением того, кому будет их вручать, и знал, что мисс Беллами богата.

Вышагивая по направлению к Найтсбридж, он со все возрастающим энтузиазмом размышлял о «Земледелии на небесах» и о том, как бы сделать так, чтобы убедить руководство взять к постановке эту пьесу.

– Да актеры, – пообещал он себе, – будут у меня там скакать как молодые барашки.

Дойдя до угла Гайд-Парка, он снова запел. А на углу Уилтон Плейс рядом с ним притормозил автомобиль с водителем. И из окна высунулось руководство в лице мистера Монтагю Марчанта. Он был изысканно одет, в петлице пиджака красовалась гардения. Лицо гладкое, светлые жидкие волосы прилизаны и липнут к черепу, глаза усталые.

– Тимми! – окликнул его мистер Марчант. – Нет, вы только посмотрите на него! Шагает так решительно! И целеустремленно! Давай же, запрыгивай в машину, ради Бога, и будем поддерживать друг друга на всем пути к святилищу.

– Как раз хотел повидаться с тобой, – сказал Тимми. Согнулся едва ли не пополам и влез в машину. Он имел привычку без всяких предисловий переходить к делу, которое на данный момент его интересовало. И свои идеи преподносил с безжалостной стремительностью, столь характерной для его работы в театре. Впрочем, то было несколько обманчивое впечатление, поскольку все импульсы Гэнтри были подчинены одной вполне определенной цели.

Он набрал в легкие побольше воздуха и решительно выпалил:

– Послушай! У меня к тебе предложение!

На всем пути по Слоун-стрит и Кингз Роуд он рассказывал Марчанту о новой пьесе Ричарда. И все еще говорил, в высшей степени красноречиво, когда автомобиль свернул к Пардонс Роу. Марчант слушал очень внимательно, но настороженно, как и подобает руководству, когда речь заходит о чем-то серьезном.

– Ты сделаешь это, – продолжил меж тем Гэнтри, когда машина свернула к Пардонс Плейс, – не ради меня и не ради Дики. Ты сделаешь это, потому что будет огромный порыв для театра и его руководства. Попомни мои слова. Ну, вот и приехали. Господи, до чего же я ненавижу эти светские вечеринки!

– Должен напомнить тебе, Тимми, – заметил Марчант, когда она вылезали из машины, – что я один ничего не решаю.