Чарльз Диккенс - Преступники-сыщики (сборник)

Дзинь! В окно влетел камень, разбив стекло, и упал на ковер. Выругавшись, Гунтхаймер резко развернулся.

– Что такое?

Схватив стоявшую на столе шкатулку, он подбежал к окну, которое выходило на узкий балкон, протянувшийся по всей длине здания.

– Должно быть, тот, кто стоял на балконе, и бросил камень, – предположил он.

Звук бьющегося стекла явно услышали и в коридоре, так как двое служащих гостиницы вошли в апартаменты и осмотрели причиненные повреждения, не высказав, впрочем, никакого предположения относительно их появления.

Манфред подождал, пока вконец расстроенный жених убрал шкатулку в сейф, после чего Гунтхаймер несколько воспрянул духом.

– Я слыхал о вас, джентльмены, – заявил он, – и знаю, что вы очень умны; в противном случае я бы счел всю эту историю с розовым бриллиантом выдумкой чистой воды. Быть может, вы все-таки расскажете мне, какое отношение имеет ваш раджа как-там-его-звали к исчезновению Анжелы?

Манфред задумчиво покусывал губу.

– Мне бы не хотелось заранее пугать вас, – медленно проговорил он. – Однако не приходило ли вам в голову, мистер Гунтхаймер, что вы можете разделить ее участь?

И вновь последовал быстрый поворот головы и испуганный взгляд.

– Я не совсем понимаю вас.

– Так я и думал, – сказал Манфред и, пожав на прощание руку хозяина, вышел, оставив изумленного мужчину наедине с собственными мыслями.

Добравшись до Керзон-стрит, он застал там Гонсалеса. Тот вольготно раскинулся в одном кресле, водрузив ногу на другое. Очевидно, Пуаккар, который вернулся домой первым, сообщил ему об их сегодняшних посетителях, поскольку Леон разглагольствовал о женщинах.

– Они своевольны и неразумны, – с горечью заявил он. – Помните, Джордж, ту даму в Кордове – мы спасли ей жизнь, когда на нее покушался ее возлюбленный, и как едва сами уцелели от ее разъяренных ногтей? Нет, положительно следует принять закон, запрещающий женщинам иметь огнестрельное оружие. И вот вам очередной пример. Уже завтра газеты поведают нам душещипательную историю о том, как невесту вырвали из рук ее красавца-жениха. Пожилые леди Бейсуотера станут лить слезы по поводу ужасной трагедии, даже не подозревая о разбитом сердце мистера Сидуорта или тех неудобствах, которые это странное запутанное происшествие доставило Джорджу Манфреду, Раймонду Пуаккару и Леону Гонсалесу.

Манфред тем временем открыл дверцу сейфа, стоявшего в углу, и положил в него какую-то вещицу, достав ее из кармана. По своему обыкновению, Гонсалес не стал задавать ему никаких вопросов; следует заметить, что оба ни словом не обмолвились о розовом бриллианте.

Следующее утро не принесло им ничего экстраординарного, если не считать того, что Леон долго и пространно жаловался на жесткость дивана в гостиной, где он провел ночь. Трое мужчин уже покончили с ланчем и закурили, потягивая кофе, когда звонок в дверь вынудил Пуаккара выйти в холл.

– Это Гейдрю. С целым ворохом дурных вестей, – сказал Джордж Манфред, до которого донесся его голос из холла.

И в самом деле явился Гейдрю, коего буквально распирало от возбуждения.

– Вы уже слышали последние новости? Гунтхаймер исчез! Сегодня утром официант подошел к его номеру, ответа не дождался, открыл дверь своим ключом и вошел. Кровать осталась нетронутой… багаж был на месте, а на полу…

– Давайте угадаю, – сказал Манфред и поднял голову. – Шкатулка была разбита на мелкие кусочки, и все драгоценности пропали! Или…

Но выражение лица лорда Гейдрю подсказало Джорджу, что его первая догадка оказалась правильной.

– Откуда вы знаете? – ахнул тот. – В газетах об этом не было ни строчки… Боже мой, какой ужас!

В волнении он не заметил, как Леон Гонсалес выскользнул из комнаты, и обнаружил его исчезновение, лишь когда обернулся, чтобы взглянуть на единственного мужчину из всей троицы, к коему питал неизъяснимое доверие.

«Гейдрю не доверяет ни вам, ни мне», – заявлял впоследствии Джордж.

– Со стыдом должен признаться, – улыбнулся Манфред, – это была всего лишь чистой воды инсценировка. По шкатулке, очевидно, хорошенько потоптались – поэтому ничего удивительного!

– Но… но… – запинаясь, забормотал его милость. В эту минуту открылась дверь, и он застыл как громом пораженный.

На пороге стояла улыбающаяся девушка, в следующий миг она бросилась к нему в объятия.

– Вот ваша Анжела, – с великолепным апломбом сообщил Леон, – а что до меня, то сегодня ночью я с превеликим удовольствием высплюсь в собственной постели, не в обиду никому из присутствующих будет сказано. Джордж, этот диван следует отправить обратно тем грабителям, что прислали его.

Но Джордж уже склонился над сейфом, доставая оттуда ювелирную шкатулку из красной кожи.

Прошло много времени, прежде чем Гейдрю пришел в себя настолько, что смог выслушать всю историю.

– У моего друга Гонсалеса, – начал Манфред, – превосходная память на лица – впрочем, как и у всех нас, если на то пошло. Но у Леона особый дар в этом смысле. Он ожидал нашего друга Пуаккара на вокзале Ватерлоо, чтобы отвезти его домой. Раймонд ездил в Манчестер, чтобы проконсультироваться у одного знакомого хирурга по поводу растяжения своей лодыжки. Во время ожидания Леон заметил Гунтхаймера и вашу дочь, причем моментально узнал первого, который также известен под именами Ланстри, Смит или Малыхин. Излюбленным коньком Гунтхаймера является двоеженство, и так уж получилось, что Леон знает его достаточно хорошо. Нескольких вопросов, заданных носильщику, оказалось достаточно, чтобы понять, что этот человек сегодня сочетался браком. Леон подошел к Анжеле с наспех выдуманной историей, будто один загадочный субъект якобы поджидает ее у вокзала. Я не стану говорить, что под загадочным субъектом ваша дочь предположила не кого иного, как Гарри Сидуорта, но, во всяком случае, на встречу отправилась по доброй воле. Правда, она вздумала оказать сопротивление, когда наш друг Леон затолкал ее в авто и уехал вместе с ней…

– Любой, кому доводилось управлять автомобилем и одновременно отбиваться от взбешенной напуганной леди, поймет меня, – вставил Леон.

– К тому времени, как мисс Анжела Гейдрю прибыла на Керзон-стрит, ей уже были известны все факты в той мере, в коей их знал Леон, – продолжал Манфред. – Единственной целью Леона было отложить медовый месяц, пока он не сумеет отыскать кого-либо, кто опознает Гунтхаймера. Юная леди ничего не рассказывала нам о своей шкатулке с драгоценностями, но мы все догадались, что чек на сто тысяч фунтов появился слишком поздно для того, чтобы его можно было депонировать; к тому времени, как его удалось бы предъявить к оплате, Гунтхаймер уже покинул бы страну со всем награбленным – в его случае это были фамильные бриллианты, – и, разумеется, арестовать его прошлой ночью было бы достаточно легко. Когда ваша милость нанесли нам давеча визит, Леон как раз завершал дознание. Но еще до его возвращения я узнал, где можно раздобыть точную копию шкатулки, и вместе с Пуаккаром нанес визит нашему двоеженцу. Пуаккар стоял на балконе и подслушивал, после чего по моему сигналу разбил окно, тем самым дав мне возможность подменить шкатулку. Могу предположить, что немного погодя, когда мистер Гунтхаймер открыл футляр, он обнаружил пропажу всех драгоценностей и сбежал.