Джослин Джексон - Три пятнадцать

Потом Лиза встречает Бака. Возрастом он ближе к пятидесяти, чем к сорока, и Лиза зовет его Папиком. Бак очень милый, любит держать ее за руку и дважды возит ее через всю страну – из Калифорнии в Вермонт, из Вермонта в Калифорнию. Лиза живет с ним шесть месяцев. Все гладко, пока Бак не вбивает себе с голову, что влюбился. Прямо посреди страны он решает угостить Лизу жирным бифштексом в беконе, и они оказываются в придорожном кафе. За соседним столиком большая семья – мама, папа, Сюзи, Томми и малыш. Лизу так и подмывает вонзить нож в мамашино горло и схватить малыша – ужасно хочется взять его на руки.

Лиза улыбается, говорит, что ей нужно в туалет, а сама, едва убедившись, что Бак не видит, выскальзывает из кафе. Ее красный рюкзак в кабине грузовика, кабина закрыта, и Лиза сбегает без него.

Она несется к шоссе и поднимает вверх большой палец. У Лизы топ с бретелькой через шею, длинные золотисто-каштановые кудри (правда, давно не мытые), а багажа нет – почему бы не остановить и не подвезти ее? Второй же грузовик останавливается. Водитель – лысый белый тип под сорок с усталыми добрыми глазами. Усталый, добрый, но отца из себя не корчит.

– Привет! – улыбается Лиза. – Есть какое добро? Ну, чтобы не уснуть? Кстати, со мной не заскучаешь!

Добро у лысого есть, и грузовик вместе с Лизой растворяется в ночном мраке.

Через два месяца Лиза возвращается в Алабаму – самое близкое к дому место за черт знает сколько месяцев бродяжничества. В одном грязном сарафане она сидит в прачечной, остальные вещи стираются. Входит дерганая мамашка в трико и толстовке. На плече слинг, в нем громко плачет малыш в кофточке и ползунках. Грязного белья у нее целая корзина, под глазами темные круги. Загружая белье в машину, девчонка хлюпает носом и чешется. Малыш хнычет, вот-вот заревет снова, но девчонка не замечает. Может, она его и не любит.

Юную маму зовут Джанелль, она чуть старше Лизы. Пока белье стирается, девушки болтают. Обе любят Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

– Слушай, не посмотришь за ребенком буквально минутку? Ну и чтобы белье не стащили… У меня срочное дело.

Наконец-то у Лизы на руках ребенок, девочка! Лиза смотрит на малышку, малышка серьезно смотрит на Лизу. Кроха пахнет сигаретами и несвежим молоком, но за этими запахами есть другой – настоящий, детский.

– Хочешь со мной? – спрашивает Лиза. Малышка не возражает. Только Лиза с места не срывается. На ней даже трусов нет, все в стирке. Разве матери сидят в прачечной в одном грязном сарафане? Будь трусы сухими, Лиза давно сбежала бы с малышкой.

Лиза смотрит на ребенка, ребенок смотрит на нее.

– Спасибо! – благодарит вернувшаяся Джанелль. Она больше не дергается: наверняка дорожку занюхала. Чертова наркоша! Лиза жалеет, что не сбежала с ребенком.

Лиза перекладывает белье в сушилку, идет в уборную, склоняется над раковиной и запрещает себе реветь. Вернуть малышку оказалось не легче, чем вырвать себе легкое и отдать. Кому отдать – безмозглой наркоше, которая любит Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

Нужно вернуться в зал, когда трусы высохнут, снова предложить Джанелль помощь и на этот раз украсть малыша. Лиза смотрит в глаза своему отражению. У нее нет колыбели, пеленок, пинеток из «Кидворкс». Лиза вдруг понимает, что есть препятствия серьезнее отсутствия трусов – из зеркала на нее смотрит другая безмозглая наркоша, которая любит Бьорк, мотоциклы «Мустанг» и леденцы «Пикси стикс».

Любому ребенку нужна Босс, а Лиза – та самая Кроха, новорожденная дочь которой среди ночи перестала дышать, беззвучно посинела и умерла, по двум причинам: чертова карма и чертова Мелисса. Из-за того, что Лиза это заслужила.

Тогда в прачечной Джанелль угостила ее парой «Джолли ранчерс». Лизе досталась вишневая, самая любимая и у нее, и у Джанелль.

– Лиза! – испуганно восклицает Босс. – Разве так можно?! Надо отдыхать!

Лиза смаргивает. Танцовщицы из «Рокеттс». Нога ползет вперед.

Босс делает то, что должно Боссу. Она делает то, что нужно детям. Она укладывает Лизу в постель.

Дождь лил как из ведра, а Роджер, когда заехал за мной в Супер-Свинарник, остановился на обычном месте, нет чтобы к самому входу подкатить. У него черный легковой универсал, которому в обед десять лет. Его мама целую неделю проторчала в Гугле, пока не выяснила, что за всю мировую историю за рулем «вольво» – именно в сборке того года – не погиб ни один человек. Ясен день, безопасность превыше всего, только в салоне не было даже порта для айпода, и Роджеру пришлось скинуть свой плейлист на сидишку. Я издалека услышала, как надрываются «Кейдж зе элефант» [15]. Роджер сидел с обалдевшим видом и не замечал, что я бегу через всю стоянку и мокну. Наконец я распахнула дверцу, но на пассажирском сиденье было столько хлама, что для меня места почти не осталось.

Я швырнула на заднее сиденье гору пледов и садовые перчатки миссис Нотвуд. Под всем этим лежали здоровенные кусачки для проволоки с лезвиями, наподобие клюва Тукана Сэма [16], как если бы тот заделался серийным убийцей.

Я захлопнула дверцу, отряхнулась прямо на Роджера и, буравя его свирепым взглядом, подняла кусачки, на которые едва не села, – вконец, типа, обалдел?!

Роджер ни черта не понял.

– Это на случай, если полезем через забор с колючей проволокой, – объяснил он. Игра «Шпионы против Утингов» напрочь вынесла ему мозги – когда отъезжали от Свинарника, Роджер буквально трясся от возбуждения.

Я сунула кусачки под сиденье и закатила глаза. Да, вокруг Утятника забор из рабицы, кое-где мне по грудь, а местами с колючей проволокой наверху, только не будем же мы ползать в траве, разрезая рабицу кусачками! Не ночь как-никак, а три часа дня.

– Мы не ниндзя, – мрачно напомнила я.

– Ей-богу, Моз, от твоего занудства молоко скисает! – засмеялся Роджер.

– По-любому играть в ниндзя не будем. У меня есть план. – Порывшись в рюкзаке, я вытащила учебник, обложенный пакетом из супермаркета. – Зри! Учебник для дополнительных занятий по математике. Патти Утинг забыла его в школе, а мы любезно вернем.

– Надо же, как удачно. Для нас. – Роджер искоса на меня посмотрел и ухмыльнулся: – А где Патти учебник забыла? В твоих джинсах?

– Ага, почти, – усмехнулась я.

Весь сегодняшний день я ходила за Патти по пятам, дожидаясь, когда она отвернется от своего армейского вещмешка. Наконец перед ланчем Патти бросила мешок у свободного столика и побежала в сортир. Стоило расстегнуть молнию вещмешка, по ноздрям ударил спертый запах: кажется, в этом мешке жил медведь. Тот медведь явно любил острый плавленый сыр с перцем. Я схватила первый попавшийся учебник. Сердце стучало, будто его напичкали хлопушками, но я не боялась. Нечто подобное я чувствовала в детстве, когда убегала куда глаза глядят только потому, что обожала бегать.