Майкл Иннес - Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник)

– Это не моя теория, – запротестовал Готт. – Это просто предположение. Однако «упустил из виду», по-моему, не совсем верно. Хэвеленду нет смысла оставлять такие тонкие ниточки, которые можно не заметить. Но не исключено, что они еще появятся.

Эплби усмехнулся. Готт ему положительно нравился.

– Второе убийство, которое, возможно, прольет свет на первое? А за ним третье и четвертое с целью исключить двух возможных подозреваемых во втором? Давайте обратимся к анализу временных рамок и перемещений. Начать можно с того же Хэвеленда.

С этими словами Эплби, прямо как инспектор Додд, достал стопку бумаг. Но в этот момент произошло второе «явление» за вечер. В вестибюле кто-то споткнулся о корзину, после чего раздался стук в дверь. Это оказался Хэвеленд собственной персоной.

Увидев Готта, гость замер на пороге и обратился к Эплби:

– Прошу прощения. Мне подумалось, что вы, возможно, не заняты. Вероятно, мне лучше зайти в другой раз?

– Мы с мистером Готтом обсуждали… мои дела, – ответил Эплби, и в ту же секунду Готт поднялся, чтобы откланяться.

Однако Хэвеленд тем временем закрыл дверь, и на сей раз его вопрос предназначался обоим:

– Могу я быть чем-то полезен, присоединившись к столь представительным особам?

Хэвеленд, очевидно, обладал дружелюбным и открытым характером. Во всем его облике сквозила мягкость, еще большее очарование которой придавала изящная, если не намеренно эстетская небрежность в одежде. Он отказывался менять ее на чопорную черно-белую гамму, которую требовал ритуал «высокого стола» в колледже Святого Антония. Но на самом деле он представал перед миром совсем другой личностью: холодной, бесцветной и, разумеется, сдержанной. Несмотря на легкую иронию, угадывавшуюся в его фразах, он держался бесстрастно, нарочито равнодушно и отстраненно. Эплби вдруг решил попробовать растормошить его.

– Вы пришли как нельзя кстати, – сказал он. – Мы как раз собирались исследовать ваши передвижения в момент убийства. Присаживайтесь, прошу вас.

Следовало предположить, что Хэвеленд мог бы выразить некоторое негодование, если не полицейскому, то, по крайней мере, своему коллеге. Но ничуть не бывало. Гость принял высказанное в приказном порядке приглашение и молча сел. Всем своим видом он давал понять, что дело, по которому он пришел, весьма незначительно, чем порадовал Эплби. Выглядело это весьма недвусмысленно, так что Эплби пришлось начинать немедленно. И делать это без твердой уверенности в своих «тылах». Ему не удалось выкроить время, чтобы заново просмотреть материалы Додда в свете изменившегося времени убийства. Тем не менее он спокойно обратился к документам.

– «Джон Хэвеленд, – ровным голосом зачитал он. – (59 лет.) Профессор колледжа с 1908 года. Не женат. Занимает апартаменты в Садовом сквере. Не может пролить свет ни на убийство, ни на сопутствующие ему обстоятельства.

9.15… Покинул профессорскую и отправился к себе. Читал.

9.40… Вышел из Садового сквера через восточную калитку и зашел к декану в Епископском дворике.

10.50… Вернулся через восточную калитку и направился к себе.

11.45… Обнаружен там инспектором Доддом и информирован о смерти ректора. Не выказал почти никакого интереса».

Эплби отложил бумагу в сторону. Последнее наблюдение Додда давало прекрасный повод для паузы. Однако Хэвеленд тотчас же ее нарушил.

– Я услышал о смерти ректора, – произнес он, – без каких-либо эмоций и без сожаления.

– И без удивления, мистер Хэвеленд?

– С удивлением, пожалуй.

– И без любопытства?

– Любопытства?

– В записях моего коллеги содержится кое-что еще, относящееся к его утренней беседе с вами. Вы не предоставили никакой информации, например, о костях. Однако при этом вы задали три вопроса. Вы спросили, застрелили ли ректора, нашли ли орудие убийства и определили ли время смерти.

– Мой дорогой Хэвеленд, – пробормотал Готт, – столь живой интерес к окружающему миру нисколько вам не свойствен. Очевидно, вы были совершенно выбиты из колеи.

В ответе Хэвеленда проскользнуло легкое нетерпение.

– После обнаружения моей коллекции костей на ковре в кабинете время смерти имело для меня значение. Более того, оно, безусловно, имело значение и для Дейтона-Кларка. Амплби, очевидно, застрелили ровно в одиннадцать часов. Следовательно, кто-то из нас мог совершить убийство. Но если бы его застрелили, скажем, без четверти одиннадцать, мы бы оба исключались или обвинялись в преступном сговоре. Почему бы мне не спросить. Знаете, на виселицу как-то не хочется.

Эплби простодушно произнес:

– Амплби застрелили задолго до одиннадцати. Инспектор Додд еще не располагал точными фактами, когда вы допрашивали его. И мы все-таки нашли орудие убийства.

Безо всякого энтузиазма Хэвеленд обратился к первому пункту:

– Насколько задолго?

– До получаса включительно.

Хэвеленд бесстрастно взирал на Эплби, но его вид не мог обмануть сыщика. Его лицо приняло выражение, ставшее Эплби знакомым за время расследования в колледже, выражение напряженной работы мысли. Титлоу, Поунолл, Хэвеленд – все они лихорадочно размышляли, прежде чем что-то сказать. Возможно, это выражение лица являлось лишь отражением их привычки к умственному труду. А Хэвеленд, безусловно, что-то быстро высчитывал: то ли надо что-то предложить, то ли что-то открыть, то ли задать еще один вопрос… Наконец он ровным тоном произнес:

– Тогда Дейтон-Кларк или я могли совершить убийство.

– Дейтон-Кларк мог застрелить Амплби и оставить ваши кости в его кабинете?

– Мог. Я тоже мог.

– Когда, по вашему мнению, кости были украдены из ваших апартаментов?

– Полагаю, между десятью сорока и десятью пятьюдесятью, пока я находился у Дейтона-Кларка?

– В этом случае Дейтон-Кларк не мог бы их выкрасть?

– Нет. И мне действительно неизвестно, когда именно их украли. Я точно знаю, что днем они находились в шкафу. В незапертом шкафу.

– Был ли Дейтон-Кларк врагом Амплби?

– Он не произносил необдуманных слов, желая ему сгнить в саркофаге, как столь опрометчиво поступил я. Однако их отношения заставляли желать лучшего. Дейтон-Кларк публично обвинил Амплби в недобросовестном отношении к Рэнсому, который сейчас находится за границей.

– Рэнсом не за границей, – непринужденным тоном вставил Готт.

– Вот как?

– Сейчас он, вероятно, в кровати, причем на территории колледжа. Не так давно он прибыл в корзине для белья, которую вы видели у входа.

– В самом деле?

Не осталось никаких сомнений, что Хэвеленд отлично владел собой. Услышав о коллеге, которого держали в корзине для белья, он не выказал ни тени изумления, ни тени любопытства. Он просто встал со своего места.