Кэрол Дуглас - Железная леди

– Он – что? – Ирен рухнула обратно в белоснежную лавину своего ночного одеяния; ее черты обмякли, как у утопающего.

Повторить оказалось труднее:

– Он меня п-поцеловал.

– Бог ты мой. – Подруга снова закрыла рот.

– Ты знала с самого момента той неожиданной встречи, что наше прежнее знакомство с ним может во что-то вылиться. Вот почему ты все время подталкивала меня к нему.

– Да, но я не ожидала, что он тебя поцелует.

– Какое облегчение.

– Где?

– Где? – недоуменно повторила я.

– Где он тебя поцеловал?

Я сглотнула:

– Возле окна.

– Да я не про комнату, моя дорогая глупышка!

– Тогда что… где?

– Куда именно он тебя поцеловал?

– Как ты можешь, Ирен! Это слишком… личный вопрос.

– Но тут и кроется самая суть.

– Правда? Суть чего?

– Суть произошедшего события.

– Можно подумать, мы обсуждаем одно из твоих расследований.

– Так и есть. – Ирен быстро и решительно поерзала, устраиваясь на прежнем месте.

Я испытала облегчение, что настроение подруги изменилось. Теперь мы будто изучали интересное отклонение в поведении постороннего лица. Я начала верить, что смогу разобраться в своем новом потрясающем опыте и собственной еще более потрясающей реакции на него.

– Квентин находится в состоянии сильнейшего эмоционального стресса. – Ирен принялась считать на пальцах его несчастья: – Он все еще страдает лихорадкой. А недавно чудом выжил, когда его пытались отравить, а потом застрелить. Он встретил гостью из прошлого, от которого сознательно отказался, прежде чем оно успело его оттолкнуть – так, по крайне мере, ему кажется. Он хочет исправить совершенное много лет назад зло, которому он стал свидетелем и которое теперь может стоить жизни человеку. Он долго жил вдали от себе подобных и от условностей общества, в котором вырос, – наказывая себя за то, что смирился с поражением, хотя сам Квентин вряд ли в этом признается. Весьма романтическая фигура, Нелл, – с восторгом заключила Ирен. – Однако посреди всех этих сложностей он решается поцеловать тебя. Почему?

– Да, почему меня? – воскликнула я. – Я абсолютно неподходящая персона, чтобы заинтересовать такого мужчину. Я вела затворническую жизнь, хотя он ошибочно восхищается моими «приключениями». Должно быть, он сошел с ума!

Ирен рассмеялась:

– Нет, это ты сошла с ума. Он восхищается тобой совершенно справедливо, как и мы с Годфри. Ты та ниточка, которая привязывает к земле полет нашего воображения. Мы действительно полагаемся на тебя, Нелл. Благодаря твоему здравомыслию. Благодаря прямоте. Благодаря душевной чистоте. Без сомнения, Квентин тоже видит в тебе эти черты. Вероятно, ему казалось, что для него они уже потеряны.

Я кивнула с серьезным выражением:

– Значит, ты считаешь, что он искренен.

– О, мужчина может быть искренен, моя дорогая Нелл, но при этом опасен. Итак, куда он тебя поцеловал?

– Я думала, мы решаем, почему он это сделал. А куда – не имеет значения.

– «Куда» всегда имеет значение, а также «как». Мужчина может поцеловать даме руку, соблюдая ритуал или желая соблазнить. Он может поцеловать в щеку в качестве приветствия или приглашения. Он может поцеловать в губы как старый друг или как новый возлюбленный.

– Я понимаю, – пробормотала я, и я действительно понимала.

– Ну и?

– Я считаю, что подобная информация – не твое дело, Ирен. – На этот раз я сама с трудом поднялась, что было непросто после нескольких часов, которые я провела, скрючившись на полу кладовки. Колени у меня подгибались, но я удержалась, схватившись за край полки. – Твои комментарии просветили меня, но я отнюдь не собираюсь обсуждать эту тему дальше. Спокойной ночи. – Я открыла дверь в темный холл, поморгала, а потом повернула голову и улыбнулась подруге.

Она все еще сидела на полу, одной рукой подпирая голову, а другую уронив на колени. Вид у нее был весьма недовольный.

– Ты идешь спать? – осторожно поинтересовалась я.

– Нет, – ответила она. Голос звучал почти язвительно. – Я остаюсь здесь. Чтобы подумать.

На этой зловещей ноте я закрыла дверь и отправилась в постель с легким сердцем и с затаенным смехом. Редкое везение: я знала секрет, который Ирен безумно желала раскрыть.

Простой потолок редко чествуют в песнях или рассказах как источник вдохновения, но когда утром я открыла глаза, то поняла, что моя жизнь изменилась. Сначала я только ощущала чудо дневного света, проникающего сквозь кружевные фестоны занавески и омывающего неровную штукатурку потолка чередой бликов и теней. Затем на этом белом пергаменте медленно стал проявляться скупой дагерротип воспоминаний о моем побеге в бельевую кладовку, а также о событии, которое ему предшествовало.

Я в смятении натянула одеяло на голову, устроив из постели шатер. Как Ирен, должно быть, смеется надо мной! И мистер Стенхоуп! Квентин… Ох! Щебетание ранних птиц приглушенно проникало в мое укрытие, заменившее бельевую кладовку. Какой дурой я должна казаться – всем им!

Наконец я вылезла из постели и оделась. Обычно я вставала первой, если не считать Софи. Ни Ирен, ни Годфри по утрам не отличались достаточной работоспособностью. Действительно, вопреки американской и английской традициям мои друзья проявляли склонность к пребыванию в кровати намного позже времени завтрака. Если бы не их кипучая энергичность в остальное время, я была бы вынуждена приписать эту их привычку лени.

Однако в то утро я была благодарна, что они не торопятся. У меня не было желания столкнуться с кем-нибудь лицом к лицу – вот уж нет. Едва заслышав в коридоре шорох открываемой двери, я отступила назад в свою спальню. Шаги. Вроде бы скрипнула одна из старых досок пола? Мне совсем не улыбалось встретить хотя бы одного обитателя дома, пока я не взяла себя в руки.

Я толкнула свою дверь, и она приоткрылась на дюйм. Я снова попыталась выглянуть в темный коридор, но кто-то захлопнул дверь у меня перед носом. Ладно! Мне не по душе такие игры, но сейчас я была готова схлестнуться с любым, кто в них играет. Я резко распахнула свою дверь. Коридор был пуст, и даже пылинки висели неподвижно в туннеле света из дальнего окна, выходящего на двор с конюшней.

Дверь снова пришла в движение. Я посмотрела вниз.

– Люцифер! – прошипела я раздраженно; произнесенное шепотом имя звучало особенно зловеще. Черный кот, весьма довольный собой, свернулся у моих щиколоток, прикрытых юбками. Воплощение тьмы. Я подхватила зверя-диверсанта и прикрыла дверь, после чего на цыпочках спустилась в холл, замирая при каждом скрипе половиц. Темная и узкая лестница тоже не желала хранить молчание. Сердце у меня билось так сильно… как в прошлую ночь. Наконец я ступила на каменную плитку переднего холла. Люцифер спрыгнул с моих рук и отряхнулся.