Кэрол Дуглас - Железная леди

После позднего завтрака – Ирен и Годфри насладились им в постели – мы собрались в маленькой гостиной в передней части дома, которая служила музыкальной комнатой. Здесь клетка Казановы соседствовала с красивым большим роялем, на покрытую шалью крышку которого попугай вечно выплевывал виноградные косточки и шелуху от семечек.

– Какой же, мой дорогой? – лениво спросила Ирен. (Хотя обычно она обладала просто демонической энергией, но после выступления, как ни печально, очень легко переходила в состояние лени, столь характерное для театральной братии.)

Годфри отложил парижские газеты, напечатанные на чрезвычайно тонкой бумаге вроде той, в которую заворачивают пирожные. Я очень подозреваю, что слово «иллюзорный» было изобретено в Париже.

– Как называется произведение, которое ты пела вчера вечером для императрицы? – спросил адвокат.

Ирен потуже завернулась в халат из фиолетовой тафты, шумно выражая свое удовлетворение; ее ноги в атласных фиолетовых домашних туфлях были скрещены на оттоманке.

– Как приятно, что ты спросил. Это ария из довольно свежей оперы Чайковского «Евгений Онегин». Меланхоличная музыка, но такова и сама Россия, за исключением стильной и веселой столицы. Неудивительно, что все русские сочинения звучат как панихида.

– Меланхолия тебе идет, – заметил Годфри, – или, вернее, подходит твоему голосу. Когда ты пела, ни одна душа в салоне даже ресницами не смела шевельнуть.

Ирен села прямо, чтобы посмотреть на меня через плечо поверх своего рукава-фонарика:

– Дорогая Нелл, насколько я понимаю, ты превратилась в настоящий соляной столб во время моего исполнения и была так потрясена, что даже не смогла убрать руку с клавиатуры.

– Я старалась ничего не испортить, – заявила я, вставая со стула и подходя к клетке с Казановой.

Птица проковыляла по латунным прутьям клетки, приветствуя мое появление, особенно когда получила в качестве оливковой ветви крутобокую мускатную виноградину.

– Ты замечательно справилась, – заметила Ирен, делая глоток из кофейной чашки, с которой она не расставалась по утрам с момента подъема до полудня после таких поздних приемов. – Что сказал тебе капитан Морган? Я видела, как он показывал тебе смышленую маленькую обезьянку.

– Жуткая тварь! – Я не смогла сдержать дрожь, вспомнив, как существо устроилось на руках у того человека, будто дитя демонов. – Слова капитана Моргана не имеют смысла, хотя он настаивал, чтобы я в точности передала тебе сообщение. Думаю, сегодня утром стоит забыть обо всем.

Годфри с Ирен обменялись взглядами.

– Лучше расскажи нам, – сказал адвокат.

– Но капитан Морган такой странный тип! Зачем мне служить ему в качестве посыльного? И почему его так интересует Ирен?

– Вот именно, моя дорогая Нелл. – Глаза примадонны блестели, почти как черный кофе, наполнявший ее чашку. – Ты снова с научной точностью выделяешь самое главное. И ты абсолютно права, что считаешь меня совершенно незначительной персоной. Однако мне все-таки хотелось бы услышать сообщение капитана.

– Хватит болтать! – прокаркал Казанова, высовывая возмущенную голову за новым виноградом: отвлекшись на обсуждение, я перестала его кормить.

Птица получила свой виноград, а Ирен получила ответ.

– Капитан Морган был очень груб, – заявила я. – Он напомнил, что его по-прежнему интересует змея, которую ты убила. И настаивал, что тебе лучше отдать шкуру ему.

– Он именно так и сказал?

Я вздохнула:

– Если хочешь, я могу сходить наверх и свериться с дневником…

– Хочу, – ответила она. – Ничто не сравнится с точностью слов, которые сразу же попадают на бумагу.

Я покинула Казанову, который продолжал выкрикивать: «Казанова хочет печеньку», – обращаясь к моей удаляющейся фигуре, и затопала вверх по ступенькам, направляясь в свою спальню.

Когда я вернулась, Ирен все еще отдыхала в обитом тканью кресле, возложив ноги на оттоманку, но только теперь ее маленький эмалевый мундштук украсила сигарета, наполнив комнату змейками дыма.

– Ну и?

Я вытянулась перед супругами, как прилежная школьница, и зачитала свои записи:

– Ужасный вечер закончился тем, что обезьяну вытащили из рояля. Страшный убийца медведей сказал: «Ваша мадам Нортон политик. Из красивых женщин получаются очень опасные политики. Передайте ей, что мой интерес к змее остается прежним. Скажите, что ей следует уступить кобру мне».

Я захлопнула дневник, сжала губы и в ожидании уставилась на друзей.

Ирен посмотрела на Годфри, который в свою очередь посмотрел на меня.

– Он именно так и сказал: его интерес к кобре остается прежним? – спросила меня подруга.

Я кивнула:

– Яснее ясного.

После этого Ирен расхохоталась, и от ее бурного веселья мои крепко сжатые губы задергались.

– Ох, Нелл, многое в этом деле еще нужно прояснить, но как же замечательно, что ты умудрилась принять столь замысловатое послание за чистую монету!

– Капитан Морган говорил не буквально?

– Капитан Морган предупреждал меня. Его «кобра» – твой «Кобра».

– У меня нет никаких змей!

– Он говорил о человеке, а не о любительнице кусать людей. Квентин Стенхоуп. Помнишь? У него была шпионская кличка Кобра в Афганистане.

Я снова взглянула на страницы дневника, и аккуратные буквы, выведенные синими чернилами, приобрели неожиданно зловещий смысл.

– Значит, Кобра, в котором по-прежнему заинтересован капитан Морган, это… Квентин. И он хочет, чтобы ты уступила Квентина ему!

– Как будто у меня есть мистер Стенхоуп, чтобы отдать его капитану, – иронично заметила Ирен.

Я прижала открытый дневник к груди:

– Неужели ты готова его предать?

– Нет, но мне интересно, что попытался бы сделать капитан Морган, если бы знал местопребывание мистера Стенхоупа. Не волнуйся, Нелл, в крайнем случае я использовала бы твоего друга как приманку.

– Бедный Квентин! Неудивительно, что он сбежал из нашего коттеджа, опасаясь ловушки.

– Думаю, его побег скорее связан с капитаном Морганом – вероятно, владельцем духового ружья, как ты полагаешь, Годфри? – и в значительной мере с тобой.

– Со мной? Но моя роль в этом деле совершенно ничтожна.

– В настоящий момент ты являешься посредником между охотником и добычей.

– А какова твоя роль в этой игре в кошки-мышки?

– Ах! – Ирен вдохнула дым своей сигареты, будто он помогал ей думать, а потом сообщила нечто страшное: – Лучше назови это игрой кобры и мангуста – или тигра. Я убеждена, что капитан Морган – именно тот человек, которого мистер Стенхоуп знал в Афганистане под именем Тигр.

Даже Годфри выпрямился, услышав это:

– Тигр? Ты уверена, Ирен?

– Я-то уверена, но нет фактов. Мне снова придется попросить тебя покопаться в официальных бумагах.