Мэтью Эллиотт - Шерлок Холмс пускается в погоню (сборник)

Поначалу Энгус Моулсворт безучастно встретил наше появление, но затем в глазах его мелькнул проблеск узнавания.

– Уотсон, старый дружище! – выдохнул он. – Прошу, позвольте мне сохранить остатки достоинства и избавьте от уверений, будто я хорошо выгляжу. Уж мне-то известно, что выгляжу я полной развалиной.

– Годы не щадят никого, Моулсворт, – уклончиво ответил я. – Как видите, я порядком раздался. А Каспер Холланд, с которым мне довелось столкнуться в прошлом месяце, лишился всех своих волос.

– Каспер лысый? Боже правый!

Однако ради блага Моулсворта я не желал тратить время на пустую болтовню.

– Энгус, – сказал я, впервые обращаясь к нему по имени, – это мистер Шерлок Холмс.

– Конечно, – прохрипел Моулсворт, протягивая сыщику костлявую руку. – Кто же еще это может быть? Надеюсь, мистер Холмс, Уотсон не преувеличил ваши дарования в своих историях. Он всегда был склонен присочинять.

– У нашего славного доктора есть ужасная привычка идеализировать мои скромные логические упражнения, но основные факты неизменно точны.

Моулсворт слабо улыбнулся:

– Пожалуйста, садитесь. – Он повернулся к секретарю: – Мэтью, может, вы спуститесь вниз и подождете доктора Синотта?

Молодой человек сказал, что предпочел бы остаться, но Моулсворт ясно дал ему понять, что желает говорить с нами наедине.

– Он хороший мальчик, – произнес больной, после того как Кранмер нехотя удалился, – и страшно старается меня защитить.

– Это он надписывал конверт? – осведомился Холмс.

– Да. Я предпочел бы написать адрес сам, но был слишком утомлен, когда закончил письмо. Отец Мэтью, Роберт Кранмер, с детства был моим лучшим другом. Когда он умер, я принял на себя заботы о его единственном сыне. Впрочем, возможно, я действовал из чисто эгоистических побуждений, ведь у меня нет своей семьи.

– Доктор Моулсворт, вы писали, что желаете, чтобы я расследовал дело об убийстве. Кто же был убит?

– Я, мистер Холмс.

На выразительном лице моего спутника отразилось сочувствие, к которому, боюсь, примешивался азарт от предвкушения нового сложного расследования.

– Как видите, я умираю, – продолжил Моулсворт.

Я попытался возразить, но он поднял руку, призывая меня к молчанию:

– Пожалуйста, Уотсон. У меня нет сил спорить. Некто желающий моей смерти позаботился о том, чтобы я закончил свою жизнь самым мучительным образом. Мистер Холмс, на туалетном столике лежит письмо. Пожалуйста, прочтите его.

Холмс взял тонкий лист бумаги и впился в него глазами. Стоя рядом с ним, я мог без труда прочитать послание, хоть оно и было написано рукой куда более неверной, чем у адресата.

Моулсворт, возмездие наконец тебя настигло. К седьмому октября ты будешь мертв.

И никакой подписи, что неудивительно.

– Почерк изменен, – заметил Холмс.

– Должно быть, это писали левой рукой, – предположил я.

– Нет. Тут прибегли к простой, но действенной уловке: бумагу прижимали к стволу дерева. Неровности коры достаточно сильно искажают почерк. Если у вас еще остались сомнения, взгляните сюда. – Он перевернул листок и указал на несколько светло-зеленых пятен. – Это лишайник. Мы можем с уверенностью заключить, что письмо написано на северной стороне ствола, хотя это мало что нам дает. К несчастью, я не способен точно определить породу дерева. Жаль, но мои познания в практическом садоводстве довольно ограниченны. У вас не сохранился конверт?

– К сожалению, Мэтью его выбросил. Тогда мы не придали важности письму. Почерк на конверте был таким же, в этом я уверен. И там не было марки.

– Эта дата – седьмое октября – говорит вам о чем-то? Имеет ли она какое-то особое значение для вас? – спросил Холмс.

– Да, в этот день в тысяча восемьсот шестидесятом году английские и французские войска штурмовали Запретный город в Китае [23]. Дьявол не позволит мне этого забыть.

– Дьявол? – удивился я.

– Профессор Чэнь Та-кай, известный химик. Вам знакомо это имя, мистер Холмс?

– Да, – кивнул мой друг. – Я немало путешествовал в последние три года и слышал, как его имя упоминали в связи со многими таинственными происшествиями по всему миру. Полагаю, сам он не принимает активного участия в преступлениях, но там, где есть человек, чье затянувшееся существование преграждает кому-то путь к огромному наследству, нередко дает о себе знать профессор Чэнь Та-кай. Он снабжает нетерпеливых наследников средствами, которые помогают избавиться от зажившегося на этом свете человека. Обширные знания ядов делают профессора идеальным помощником в преступлении. У меня было предчувствие, что наши пути однажды пересекутся. И мне крайне любопытно узнать, как вы, доктор Моулсворт, оказались в его власти.

– Это случилось пять лет назад, когда я приехал на медицинскую конференцию в Кёльн. Чэня пригласили рассказать о некоторых восточных методах лечения, абсолютно неизвестных на Западе. Помнится, он написал статью для «Ланцета» [24]. На мой взгляд, нечто абсолютно невразумительное.

Когда он появился перед почтенной аудиторией, вид у него был довольно странный: длинное, до полу, одеяние ярких цветов, усы свешиваются до самой груди. Лицо большое и круглое. А главное – его глаза… Я никогда их не забуду. Не голубые и не карие. Мне показалось, что они абсолютно черные. Я никогда раньше не видел ничего подобного, и уже одно это меня нервировало.

Впрочем, немецким он владел превосходно, гораздо лучше меня. Примерно через полчаса внимание мое стало ослабевать. И тогда я с удивлением понял, что угрожающий взгляд его черных глаз прикован ко мне. Он пристально смотрел на меня до конца своей лекции, чем поверг в сильнейшее беспокойство. Завершив свое выступление, профессор подошел ко мне.

«Заранее прошу простить мое плохое знание английского языка. Он куда хуже, чем мой немецкий, – сказал этот человек. – Не сын ли вы полковника Джорджа Моулсворта?»

«Вы встречали моего отца?» – спросил я с некоторым удивлением.

«Лишь однажды. Вы очень на него похожи. Я бы хотел поговорить с ним. Ваш отец еще жив?»

«Нет, – ответил я. – Он умер несколько лет назад от рака поджелудочной железы».

Тут китаец наконец опустил свой взгляд.

«Значит, он избежал возмездия».

«Простите?» – растерялся я.

«Возможно, он вам рассказывал, как убил моего отца, который служил во дворце Юаньминъюань, Садах совершенной ясности?» [25]

Это обвинение застало меня врасплох. Я был взбешен, но не хотел устраивать сцену. Разумеется, мне было известно, что много лет назад мой старик сыграл свою роль в захвате Запретного города, но и только.

«Отец мало что рассказывал о времени, проведенном в Пекине, – сухо сообщил я ему, – поэтому мне нечего ответить на ваше заявление. Могу только напомнить, что все войны чреваты трагедиями. В любом случае я вам сочувствую».