Ник Реннисон - Биография Шерлока Холмса

Год назад Примроуз после смерти деда унаследовал графский титул и, хотя ему еще не было и двадцати пяти, считался восходящей звездой и в Палате лордов, и в либеральной партии. Роузбери, как он именовался теперь, имел связи повсюду в политическом истеблишменте.

Он высказал предположение, что Майкрофту следует не ломать голову над рядами простых чисел, а применить свою «редкостную способность к цифрам» для чего-нибудь более полезного, и нашел ему место в Адмиралтействе, где Майкрофт должен был следить за финансами и контролировать правительственные расходы.

В начале 1870-х Майкрофт выработал для себя жесткую рутину, которую неизменно соблюдал до конца жизни. Он снял квартиру на Пэлл-Мэлл, а в 1873 году вместе с такими же любителями уединенного досуга основал клуб «Диоген», по отзыву Шерлока Холмса – «самый странный клуб в Лондоне», клуб для не выносящих клубы.

В Лондоне, знаете, немало таких людей, которые – кто из робости, а кто по мизантропии – избегают общества себе подобных. Но при том они не прочь посидеть в покойном кресле и просмотреть свежие журналы и газеты. Для их удобства и создан был в свое время клуб «Диоген»… Членам клуба не дозволяется обращать друг на друга хоть какое-то внимание. Кроме как в комнате для посетителей, в клубе ни под каким видом не допускаются никакие разговоры, и после трех нарушений этого правила, если о них донесено в клубный комитет, болтун подлежит исключению [20].

Именно там, в клубе «Диоген», Майкрофт всегда чувствовал себя наиболее уютно, сведя до минимума вторжение других людей в свою жизнь. Формально он продолжал ревизовать бухгалтерские книги Адмиралтейства и других правительственных учреждений, но за какие-то несколько лет его влияние распространилось на все департаменты Уайтхолла.

Всякого, кто знакомился с Майкрофтом, поражала его потрясающая способность обрабатывать информацию любого рода, и вскоре его уникальные дарования были востребованы во всех правительственных сферах. Шерлок рассказывал Уотсону:

Ему вручают заключения всех департаментов; он тот центр, та расчетная палата, где подводится общий баланс. Остальные являются специалистами в той или иной области, его специальность – знать все. Предположим, какому-то министру требуются некоторые сведения касательно военного флота, Индии, Канады и проблемы биметаллизма. Запрашивая поочередно соответствующие департаменты, он может получить все необходимые факты, но только Майкрофт способен тут же дать им правильное освещение и установить их взаимосвязь [21].

Холмс, всю жизнь восхищавшийся братом, мог и преувеличить, но не слишком. Майкрофт действительно во многом сделался незаменимым для слаженного управления империей. В начале 1870-х годов государственный аппарат был менее бюрократизирован, чем в последующие десятилетия, и стоило нескольким влиятельным людям убедиться, что колоссальный интеллект Майкрофта способен раскладывать все по полочкам в его поразительно цепкой памяти и предъявлять по первому требованию, как перед ним открылась дорога, по которой ему предстояло следовать почти пятьдесят лет.

Оба брата были по природе своей анахоретами, и Шерлок, сам охотно посещавший клуб «Диоген» и «ненавидевший своей цыганской душой всякую форму светской жизни» («Скандал в Богемии»), до конца жизни оставался странно отчужденным от остального мира. «Даже я, который был ближе к нему, чем кто-либо другой, всегда чувствовал разделявшее нас расстояние», – признает Уотсон в «Знатном клиенте».

Различие между братьями заключалось в том, что Майкрофт, обзаведшийся полезными знакомствами в Харроу и Крайст-Чёрче и введенный Роузбери в коридоры власти, всегда жил в привилегированном мирке истеблишмента. Шерлок же, вопреки его многолетней причастности к делам национальной и международной важности, приобщался к этому кругу только по приглашению брата.

Несмотря на дела, которые Майкрофт иногда подкидывал ему, нет никаких указаний, что карьера сыщика развивалась стремительно. Совсем наоборот. Когда Холмс познакомился с Уотсоном в 1881 году, он был настолько мало занят расследованиями, что мог уделять много времени химическим опытам, которые начал в Кембридже.

Одна из причин столь большого досуга заключалась в его нежелании сотрудничать с официальными силами правопорядка столицы. Его отношение к полиции достаточно ясно обнаруживается упоминанием о «коряво сработанном мошенничестве со столь прозрачными мотивами, что даже сотрудники Скотленд-Ярда видят все насквозь» [22].

Ярд тогда был деморализован и ввергнут в хаос. В 1877 году его потряс скандал, который поставил под угрозу само существование сыскной полиции. Вслед за арестом Гарри Бенсона и Уильяма Керра, двух аферистов, которые выманили тысячи фунтов у богатой француженки, возник вопрос о том, почему эта парочка столь долго орудовала безнаказанно, а полиции никак не удавалось напасть на ее след.

Бенсон и Керр, которым грозили долгие сроки тюремного заключения, были только рады пролить некоторый свет на эту тайну. Оказалось, что ими подкуплена чуть не половина сыщиков. Инспектор Джон Мейклджон получал взятки от Керра еще с 1873 года, и все больше и больше стражей порядка запутывались в сетях коррупции. К тому времени, когда дело поступило в суд осенью 1877 года, число причастных к нему полицейских выросло настолько, что вся сыскная полиция оказалась безнадежно скомпрометированной.

«Процесс детективов», как его стали называть, с уже арестованными Бенсоном и Керром в качестве свидетелей обвинения, стал сенсацией и завершился тем, что несколько инспекторов были признаны виновными и приговорены к каторжным работам. Все детективы столичной полиции, за исключением двадцати, к этому времени проходили испытательный срок.

Требовалось что-то срочно сделать, чтобы восстановить доверие общественности. Министр внутренних дел согласился на проверку специальной комиссией «состояния, дисциплины и организованности сыскного отдела столичной полиции». По материалам ее отчета в 1878 году было решено создать Департамент уголовного розыска.

Однако год спустя, когда Холмс поселился на Монтегю-стрит и начал свою карьеру «сыщика-консультанта», Скотленд-Ярд все еще не оправился от последствий скандала. Разумеется, многое изменилось, но Холмс не мог избавиться от убеждения, что полиция состоит почти исключительно из некомпетентных тупиц и потенциальных взяточников.

Одним из первых в департамент после реорганизации перевели молодого человека по имени Джордж Лестрейд.

Подобно Холмсу, Лестрейд (как указывает его фамилия) имел в своих жилах французскую кровь. Его семья вела свой род от гугенотов, и его предки бежали из Франции после отмены Нантского эдикта в 1685 году.