Рекс Стаут - Убийство из-за книги (сборник)

– Помолчи, Клара! – властно заявил Джеймс.

Она, впрочем, не послушалась отца и все же закончила мысль:

– Или вы вообразили, что уже сполна с ним рассчитались?

Я оторопел. На лице судьи Арнольда возникло страдальческое выражение. Толстяк Руперт хихикнул. А доктор Ллойд невозмутимо отхлебнул еще бурбона с мятной водой.

Поскольку Адель вызывала у меня симпатию, я надеялся, что она сейчас швырнет чем-нибудь в стройную и глазастую мисс Джеймс. Но мисс Босли лишь воззвала к ее отцу:

– Неужели ты не можешь приструнить девчонку, Гиф? – Затем, не дожидаясь ответа, она повернулась к Вульфу: – Мисс Джеймс всегда отличалась буйным воображением. Того, на что она намекает, попросту не было. И придет же такое в голову.

Вульф кивнул:

– Так или иначе, это не имеет отношения к нашей беседе. – Он скривился. – Давайте лучше вернемся к прежней теме. Когда именно закончилось то ваше собрание? Все разошлись одновременно?

– Ну… Мистер Джеймс и судья Арнольд ушли первыми, где-то в половине пятого. Затем вскоре после этого доктор Ллойд. Я ненадолго осталась с Майоном и мистером Гроувом, потом ушла сама.

– И куда вы направились?

– На Бродвей, там у меня офис.

– Долго ли вы пробыли в офисе?

Этот вопрос, кажется, удивил Адель.

– Я не понимаю… Хотя, чем я лучше других? Ну разумеется. Я вышла с работы в начале восьмого. У меня были кое-какие дела, и еще надо было отпечатать конфиденциальный доклад о состоявшейся встрече у Майона.

– Виделись ли вы с Майоном еще раз до его смерти? Может быть, говорили с ним по телефону?

– Виделась ли я с ним? – опять удивилась мисс Босли. – Интересно, когда? Вы же знаете, в семь часов его нашли мертвым! А я в то время еще находилась у себя в офисе.

– Вы не звонили ему? Между половиной пятого и семью часами?

– Нет. – Теперь Адель уже была слегка раздосадована таким поворотом беседы. Мне показалось вдруг, что Вульф беспечно топчется по тонкому льду в опасной близости от запретной темы убийства. Адель тем временем добавила: – Ума не приложу, чего вы хотите добиться своими расспросами.

– Вот и я тоже, – с чувством поддакнул судья Арнольд. И саркастически усмехнулся: – Видимо, мистер Вульф, у вас просто вошло в привычку интересоваться, где кто был в момент чьей-либо насильственной смерти. Почему бы тогда не допросить и остальных?

– Как раз это я и собираюсь сделать, – невозмутимо ответил Вульф. – Мне хотелось бы понять, почему Майон решил покончить с собой, ибо это может повлиять на заключение, которое я обязался представить его вдове. Как я понимаю, двое или трое из вас высказывались в том смысле, что к концу встречи мистер Майон был на взводе, но не казался ни подавленным, ни отчаявшимся. Нет сомнений, что он совершил самоубийство; как правило, полиция не совершает столь грубых ошибок в подобных вопросах. Но почему он это сделал?

– Сомневаюсь, – рискнула ответить Адель Босли, – чтобы вы могли понять, до какой степени певец… тем более такой великий артист, как Майон… что он чувствует, будучи не в состоянии издать ни звука, он ведь поначалу даже говорил только шепотом. Это для него был настоящий кошмар.

– Мало того, Майон всегда отличался резкими перепадами настроения, – добавил Руперт Гроув. – На репетициях мне не раз доводилось видеть, как он безупречно исполнял арию, а потом выбегал вон в слезах из-за якобы смазанной концовки. Только что парил в небесах, а миг спустя уже лезет под ковер от стыда.

Вульф хмыкнул:

– Так или иначе, мне крайне важно установить, что́ Майон мог услышать от кого бы то ни было на протяжении двух часов, предшествовавших роковому выстрелу. Это самым непосредственным образом связано с расследованием, которое я провожу по просьбе миссис Майон. Я хочу знать, где каждый из вас был и чем занимался в тот день с момента окончания встречи и до семи часов вечера.

– Бог мой! – Судья Арнольд театрально воздел руки и снова уронил их на колени. – Ладно, не будем с вами спорить, поскольку время уже позднее. Как справедливо сказала мисс Босли, я и мой клиент вместе покинули студию Майона. Мы направились в бар «Черчилль», пили там и разговаривали. Некоторое время спустя к нам присоединилась мисс Джеймс, которая пропустила с нами рюмочку и ушла, полагаю, где-то через полчаса. Мы с мистером Джеймсом сидели в баре до семи, причем все это время никто из нас не звонил Майону и не пытался каким-либо образом с ним связаться. Полагаю, вам этого достаточно?

– Благодарю вас, – вежливо сказал Вульф. – Вы готовы, разумеется, подтвердить этот рассказ, мистер Джеймс?

– Готов, – угрюмо кивнул баритон. – Чушь какая-то.

– Действительно, все это становится похоже на чушь, – согласился Вульф. – Теперь доктор Ллойд? Ваша очередь, если не возражаете.

Доктор, разомлевший от четырех изрядных порций нашего лучшего бурбона, не возражал.

– Разумеется, – дружелюбно сказал он. – Я посетил пятерых пациентов: двух на Пятой авеню, одного на Ист-стрит (это в районе Шестидесятых улиц) и еще двух в больнице. Вернулся домой в седьмом часу, принял ванну и едва успел одеться, как мне позвонил Фред Уэпплер и рассказал про Майона. Конечно, я сразу отправился туда.

– То есть в тот день вы больше не видели Майона живым и не говорили с ним?

– После той встречи – нет. Стоило бы, пожалуй, но кто бы мог подумать… Хоть я и не психиатр, однако все-таки был его врачом.

– Мистер Майон обладал переменчивым характером, не так ли?

– Да, так и было. – Доктор Ллойд облизнул губы. – Разумеется, это не совсем медицинский термин.

– Отнюдь не медицинский, – кивнул Вульф и перевел взгляд на импресарио. – Мистер Гроув, мне нет нужды спрашивать, звонили ли вы Майону, потому что вы признались полицейским, что беседовали с ним в тот вечер. Около пяти часов, верно?

Толстяк Руперт снова склонил голову набок. Очевидно, такая уж у него была манера разговаривать. А затем поправил Вульфа:

– После пяти. Скорее, в четверть шестого.

– Откуда вы ему звонили?

– Из «Гарвардского клуба».

Надо же, подумал я, кого только не встретишь в «Гарвардском клубе».

– О чем шел разговор?

– Да так, ни о чем особенном, – скривил губы Гроув. – Вообще-то, черт побери, это не ваше дело. Но раз уж остальные подчинились, то и я не стану возражать. Я забыл спросить у Майона, не хочет ли он участвовать в рекламе некоего товара. В агентстве пообещали за это тысячу долларов, но требовали немедленно дать ответ. Мы разговаривали меньше пяти минут. Сначала он сказал, что не хочет этим заниматься, но потом согласился. Вот и весь разговор.

– Можно ли было по его манере говорить догадаться о намерении совершить самоубийство?

– Ни в малейшей степени. Майон был мрачен, но это естественно, ведь он потерял голос и мог бы восстановиться не раньше чем через два месяца.