Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)

Теперь уже никто не сомневался, что тайна этого убийства скоро будет раскрыта. Однако, несмотря на несколько арестов, которые, казалось, должны были пролить свет на эту загадку, ничего, что указывало бы на виновность подозреваемых, так и не выявили, поэтому их пришлось отпустить.

Это покажется странным, но миновала третья неделя с того дня, когда обнаружили тело, очередная неделя, не принесшая никаких результатов, когда слухи об этом деле, взбудоражившем весь город, дошли до нас с Дюпеном. Занятые исследованиями, целиком занимавшими наше внимание, ни он, ни я почти месяц не выходили из дому, не принимали гостей и не вчитывались в передовицы ежедневных газет. Об убийстве впервые мы услышали от Г., который заглянул к нам днем тринадцатого июля 18… и пробыл у нас до поздней ночи. Он был очень уязвлен тем, что все его попытки разыскать убийц ни к чему не привели. На карту поставлена его репутация, по-парижски запальчиво восклицал он. Затронута даже его честь. На него смотрит весь город, и он готов пойти на любые жертвы, чтобы сдвинуть с мертвой точки это дело. Свою несколько комическую речь он завершил комплиментом в адрес того, что назвал «тактом» Дюпена, после чего сделал ему прямое и, несомненно, очень щедрое предложение, характер которого я раскрывать не вправе и которое не имеет непосредственного отношения к предмету данного повествования.

Комплимент мой друг вежливо отклонил, но предложение принял без колебаний, хотя те выгоды, которые оно сулило, были лишь условными. Когда этот вопрос был улажен, префект сразу же пустился в объяснения своего видения этого дела, перемежая их длинными рассказами об имеющихся уликах, о которых мы пока что ничего не знали. Сонная ночь кое-как доплелась до утра, а он все ораторствовал, хотя, вне всякого сомнения, по делу; я время от времени отваживался на кое-какие замечания или предложения, Дюпен же все это время просидел неподвижно в своем любимом кресле – воплощение почтительного внимания. Когда префект приступил к рассказу, он нацепил очки, и, случайно заглянув за их зеленые стекла, я убедился, что семь или восемь часов, непосредственно предшествовавших уходу нашего гостя, он преспокойно спал.

Утром я сходил в префектуру и раздобыл полный свод имеющихся показаний, кроме того, прошелся по редакциям нескольких газет и взял копии всех выпусков, с первого до последнего дня, в которых сообщались хоть какие-то существенные сведения, относящиеся к этому печальному происшествию. Если выбросить все, что не нашло подтверждения, информация эта сводилась к следующему.

Мари Роже покинула дом матери на улице Паве-Сент-Андре около девяти утра в воскресенье двадцать второго июня 18… года. Выходя, она сообщила некоему месье Жаку Сент-Эсташу [30](больше ни с кем она не разговаривала), что собирается провести день с тетей, жившей на улице де Дром. Де Дром – это короткая и узкая улочка, расположенная неподалеку от набережной, и от пансиона мадам Роже самый близкий путь до нее составляет примерно две мили. Сент-Эсташ считался официальным женихом Мари, проживал и столовался в пансионе ее матери. На закате он должен был сходить за невестой, чтобы проводить ее домой. Однако днем пошел сильный дождь, поэтому, подумав, что она останется у тети на ночь (как в подобных обстоятельствах она поступала раньше), он позволил себе нарушить свое обещание. Ближе к ночи слышали, как мадам Роже (немощная старуха семидесяти лет) высказала опасение, что «никогда больше не увидит Мари», но ее словам тогда не придали значения.

В понедельник точно установили, что девушка на улице де Дром так и не появлялась, и после того как в течение дня не поступило никаких известий, в некоторых местах города и окрестностей наконец начались поиски. Однако лишь на четвертый день после исчезновения девушки о ней стало известно что-то определенное. В этот день (среда, двадцать пятое июня) некий месье Бове [31], который с другом разыскивал Мари недалеко от заставы дю Руль на противоположном улице Паве-Сент-Андре берегу Сены, узнал, что рыбаки только что привезли на берег выловленный в реке труп. Увидев тело, Бове после некоторых колебаний опознал девушку из парфюмерного магазина. Его товарищ опознал ее почти сразу.

Лицо ее было темно-красным от прилившей крови, некоторое количество крови вытекло из горла. Пена, которая обычно выступает, если человек тонет, отсутствовала. Изменений в цвете клеточной ткани не было. На шее были заметны кровоподтеки и следы пальцев. Согнутые в локтях и прижатые к груди руки окоченели. Правая ладонь была сжата в кулак, левая – немного приоткрыта. На левом запястье виднелись две круговых ссадины, очевидно, след от веревок или одной веревки, обмотанной вокруг руки два раза. Часть правого запястья тоже была сильно расцарапана, так же как спина, по всей длине, но заметнее всего у лопаток. Чтобы вытащить тело на берег, рыбаки обвязали его веревкой, но от нее следов не осталось. Горло жертвы было сильно раздуто. Видимые колото-резаные раны или кровоподтеки, которые могли бы остаться от ударов, на теле отсутствовали. Кусок тонкого шнурка был завязан вокруг шеи так сильно, что полностью скрылся в складках плоти. Узел находился прямо под левым ухом. Одного этого хватило бы, чтобы вызвать летальный исход. Медицинское освидетельствование полностью подтвердило целомудрие девушки. В отчете говорилось, что она стала жертвой грубого насилия. Когда труп обнаружили, состояние, в котором он находился, позволило друзьям убитой опознать ее без труда.

Вся одежда была сильно изодрана и растрепана. Из подола платья от нижнего края до пояса была выдрана полоса примерно в фут шириной; но не оторвана, а трижды обернута одним концом вокруг талии и закреплена на спине довольно необычным узлом. Под платьем была тонкая муслиновая юбка. Из нее очень ровно и аккуратно была вырвана лента шириной восемнадцать дюймов. Эта полоса муслина была свободно наброшена на шею и накрепко связана концами. Поверх этой полосы и обрывка шнурка были завязаны ленты шляпки, однако не бантом, как это обычно делают женщины, а скользящим морским узлом.

После опознания тело не отправили как обычно в морг (эту формальность сочли излишней), а поспешно предали земле недалеко от того места, где его извлекли из воды. Благодаря стараниям Бове дело замяли, и прошло несколько дней, прежде чем последовала какая-то реакция общественности. Все же одна еженедельная газета [32]в конце концов сообщила об этом, после чего труп эксгумировали, подвергли повторному обследованию, которое лишь подтвердило уже известные факты и не дало ничего нового. Одежду покойной передали ее матери и знакомым, которые подтвердили, что это платье Мари Роже и именно в нем в тот день она вышла из дома.