Гилберт Честертон - Убийства на улице Морг. Сапфировый крест (сборник)

– Что ж, Фламбо, – произнес голос, – вы и впрямь похожи на летучую звезду. Но летучая звезда всегда оказывается падающей.

Серебряная, искрящаяся фигура наверху, кажется, слегка подается вперед, но, уверенная в том, что путь открыт и ничто не может помешать побегу, прислушивается к небольшой фигуре внизу.

– На этот раз вы превзошли себя, Фламбо. Вы приехали из Канады (я полагаю, с парижским билетом) ровно через неделю после того, как миссис Адамс умерла, когда ни у кого не было настроения задавать вопросы. Весьма умно. Нужно обладать еще большим умом, чтобы выследить «Летучие звезды» и разведать точную дату приезда Фишера. Но то, что последовало за этим, говорит уже не об уме, а о гениальности. Думаю, украсть камни для вас было парой пустяков. Все, что для этого требовалось, – сунуть руку в карман фрака Фишера, и сделать это можно было не только притворяясь, что собираетесь прицепить к нему ослиный хвост, но и сотней других способов. Но в остальном вы затмили себя.

Серебряная фигура среди листьев дерева медлит, словно завороженная, хоть для того, чтобы спастись, осталось сделать всего пару движений. Тот, кто наверху, смотрит на человека внизу.

– О да, – произносит человек внизу. – Мне все известно. Мне известно не только то, что вы специально организовали эту пантомиму, но и решили с ее помощью убить двух зайцев. Поначалу вы хотели тихо украсть камни и сбежать, но сообщник предупреждает, что вас уже подозревают и вечером должен прийти полицейский, чтобы вывести вас на чистую воду. Обычный вор поблагодарил бы за сигнал и поспешил скрыться, но вы не обычный вор, вы – поэт. У вас уже родился хитрый план спрятать алмазы среди фальшивой мишуры на сценическом костюме. Далее, вам пришло в голову, что раз вы играете роль Арлекина, появление полицейского окажется весьма кстати. Почтенный полицейский выходит из полицейского участка в Патни, чтобы найти вас, но вместо этого попадает в самую хитрую из всех ловушек, которые когда-либо были придуманы человеком. Когда дверь открывается, он выходит прямо на сцену рождественской пантомимы, где танцующий Арлекин начинает его бить, подбрасывать, таскать и оглушать под дружный хохот самых уважаемых людей в Патни. О, я не думаю, что вам когда-нибудь удастся придумать что-то лучшее. Кстати, можете отдать мне алмазы.

Зеленая ветка, на которой покачивалась сверкающая фигура, скрипнула, словно от удивления, но голос продолжил:

– Фламбо, я хочу, чтобы вы отдали их мне, и хочу, чтобы вы покончили с такой жизнью. Вы еще молоды, вы сохранили чувство юмора и честь для вас не пустое слово. Не думайте, что так останется всегда, если вы не прекратите заниматься этим ремеслом. Люди могут оставаться всю жизнь примерно на одном и том же уровне добра, но еще никому не удавалось, удержаться на одном уровне зла. Эта дорога ведет только вниз. Человек с добрым сердцем начинает пить и ожесточается, человек искренний убивает и лжет, чтобы скрыть свою вину. Я знаю множество людей, которые, как и вы, поначалу считали себя честными преступниками, думали, что всю жизнь будут вот так весело грабить богатых, но все они рано или поздно были втоптаны в грязь. Морис Блюм начинал как идейный анархист, защитник обездоленных, но превратился в грязного шпиона и доносчика, которого использовали и презирали обе стороны. Гарри Бэрк начинал свое движение «Деньги для всех», искренне веря, что творит добро, а теперь живет за счет своей полунищей сестры, выпрашивая у нее деньги на бренди и содовую. Лорд Эмбер связался с дурными людьми, воображая себя благородным рыцарем, а сейчас платит половине самых подлых лондонских шантажистов. Капитан Барийон, знаменитый благородный апаш. Он жил до вас и умер в сумасшедшем доме, вопя от ужаса и видя в каждом, кто приближался к нему, «стукача» или скупщика краденого, которые предали его и затравили. Я знаю, Фламбо, сейчас перед вами лес, и вам кажется, что там вас ждет свобода. Я знаю, в любую секунду вы можете, подобно обезьяне, перебраться по веткам в этот лес и скрыться, но когда-нибудь, Фламбо, вы превратитесь в старую седую обезьяну. Вы сядете посреди этого леса, на сердце у вас будет холодно, и голые ветви не спасут вас от смерти.

Никакого движения не последовало, как будто человечек внизу держал того, кто был наверху, на каком-то длинном невидимом поводке. Он продолжил:

– Ваше падение на дно уже началось. Когда-то вы хвастали, что никому не причиняете зла, но сегодня вечером вы совершаете очень злой поступок. Вы подводите под подозрение честного юношу. Из-за вас на него уже пала тень. По вашей вине он будет разлучен с любимой женщиной, с женщиной, которая любит его. Но если сейчас вы не остановитесь, в будущем вы совершите вещи куда более страшные.

Три желтых алмаза упали с дерева на землю. Невысокий священник нагнулся, чтобы поднять их, а когда распрямился, серебряная птица уже упорхнула, и зеленая деревянная клетка опустела.

Возвращение драгоценных камней (кто мог подумать, что отец Браун случайно найдет их в саду!) произвело настоящий фурор и стало достойным завершением необычного вечера. Сэр Леопольд, настроение которого поднялось до невиданных доселе высот, даже сказал священнику, что, хоть сам он и придерживается более широких взглядов, тем не менее уважает тех, кому вера предписывает вести жизнь замкнутую и ничего не смыслить в делах мирских.

Деревенька Боэн Бикон прилепилась к вершине такого крутого холма, что высокий шпиль ее церкви кажется пиком небольшой скалы. У подножия церкви стоит кузница, которая обычно светится от постоянно горящего огня в горне и вечно завалена разнообразными молотами и кусками железа. Напротив нее, за перекрестком старых вымощенных грубым камнем дорог, располагается «Синий кабан» – единственная в этом месте таверна. У этого перекрестка, когда забрезжил свинцово-серый рассвет, и повстречались два брата, хотя один только начинал день, а второй заканчивал. Почтенный преподобный Вилфред Боэн, был очень благочестив, и путь он держал туда, где собирался предаться строгой молитве или задумчивому созерцанию рассвета. Почтенный полковник Норман Боэн, его старший брат, натура отнюдь не благочестивая, сидел в вечернем костюме на скамейке у «Синего кабана» и держал в руке то, что читатель имеет полное право по своему усмотрению считать либо последним за вторник, либо первым за среду выпитым стаканом. Сам полковник не видел в этом большой разницы.

Боэны были одним из тех немногочисленных аристократических родов, которые действительно ведут свое начало от средних веков, и флаг с их родовым гербом действительно когда-то развевался на просторах Палестины. Однако большая ошибка считать, будто такие дома занимают высокое положение в рыцарской традиции. Кроме бедняков мало кто сохраняет традиции. Аристократы живут не традицией, а модой. При королеве Анне Боэны были великосветскими хулиганами, а при королеве Виктории – ветреными хлыщами. Но как и большинство действительно старинных родов, за последние два века они выродились в простых пьянчужек и франтоватых дегенератов, вокруг которых постоянно ходят разговоры о сумасшествии. И в самом деле, было что-то безумное в жадной погоне полковника за всем, что доставляет удовольствие, и в его категорическом нежелании возвращаться домой, пока утро не затуманит жуткую ясность бессонницы. Это был высокий породистый мужчина, уже немолодой, хотя светлые волосы его сохранили удивительный желтый оттенок, который наводит на мысль о львиной гриве. Он выглядел бы как обычный блондин, если бы голубые глаза его не сидели так глубоко, что казались черными. К тому же они располагались слишком близко друг к другу. Его усы, желтые и очень длинные, с обеих сторон обрамлялись складками, идущими от ноздрей вниз, к челюсти, из-за чего казалось, что он все время ухмыляется. Поверх смокинга на полковнике было странное песочного цвета пальто, больше напоминавшее легкий домашний халат, а на затылке его висела чрезвычайно широкополая шляпа ярко-зеленого цвета, явно какая-то восточная диковинка, надетая по случаю. Он очень гордился тем, что позволял себе появляться в подобных не сочетаемых вещах, и тем фактом, что на нем это казалось даже уместным.