Жаклин Уинспир - Незавершенная месть. Среди безумия

– Длинный день выдался, правда? – заметил Страттон по пути к «Эм-Джи».

– Зато мы поймали преступника.

– Интуиция вас не подвела, мисс Доббс. Вы шли по верному следу.

– Вы тоже действовали правильно – отрабатывали другие версии. Макфарлейн не имел права рисковать, рассчитывая на точное попадание. В любой момент одна из тех группировок могла поднять ставки и перейти к более жесткой тактике, хотя едва ли женщины, которые добиваются назначения пенсий, стали бы использовать динамит или химическое оружие.

Они подошли к машине.

– Счастливого Нового года, мисс Доббс, – пожелал Страттон. – Счастливого и спокойного. Смею сказать, мы еще встретимся, расследование необходимо закончить по всей форме. С утра мы перво-наперво доставим сюда вашего доктора Лоуренса для опознания тела.

– Понятно. Жаль, что вам не удастся провести праздник вместе с сыном.

Страттон пожал плечами:

– Работа есть работа, мисс Доббс. Ничего, мы еще наверстаем.

Мейси села за руль «Эм-Джи» и улыбнулась.

– С Новым годом, инспектор.

Страттон шагнул на тротуар, Мейси развернула автомобиль и тронулась в путь. Она ехала домой по безлюдным улицам под звон колоколов, а те, кто мог позволить себе подобное легкомыслие, поднимали бокалы за новый, 1932 год.

Погрузившись в расслабляющую горячую ванну, Мейси думала о вечеринке в доме Присциллы и о том, как та мечтает видеть ее на празднике. Мейси, в свою очередь, меньше всего хотела увидеть Присциллу с очередным бокалом спиртного, которым она заливала страхи и душевные переживания. И все же Присцилла оставалась самой близкой ее подругой, а узы дружбы всегда значили для Мейси очень много. Она вздохнула, закрыла глаза и вспомнила все события, произошедшие с вечера до утра: Краучера, бегущего за автобусом, последнюю встречу привратника с человеком, которому он попытался стать другом, сочувствуя его бедственному положению. И Дженнингс, и Оливер (хотя полиции еще только предстояло найти записи или документы, подтверждающие личность преступника, Мейси считала, что общалась со Стивеном Оливером) оказались отрезаны от нормальной жизни из-за увечий, полученных на войне, а Оливер к тому же лишился рассудка. В мозгу у этих несчастных день за днем продолжалось кровавое сражение. Он был умным, блестяще образованным человеком, в научных кругах считался гением и все же взялся за оружие, чтобы встать на защиту бывших солдат, тех, мимо кого люди проходят на улице, отводя глаза.

Вода в ванне постепенно остывала. Мысли Мейси обратились к жене Билли. Ей вдруг пришло в голову, что Дорин и Присцилла страдают одним и тем же недугом, только в разных формах, и если Дорин тонула в зыбучих песках прошлого, застряв в мире, полном тоски по умершей дочери, то Присцилла страшилась будущего. В Биаррице ей удалось избавиться от тяжкого груза скорби, ведь это место никак не было связано с ее юностью и воспоминаниями о счастливых днях, проведенных с семьей. Биарриц не хранил памяти о раздавленных горем родителях, потерявших сыновей, об ужасе, охватившем Присциллу, когда она узнала о смерти братьев. А теперь она вернулась в страну, из которой братья ушли на войну, и мучилась страхом за собственных детей. Эти страхи отбрасывали Присциллу назад в прошлое, в те времена, когда алкоголь помогал заглушить боль в сердце.

В своем мирке, выстроенном в Биаррице, она была в безопасности, как пациент в хорошей больнице. В Лондоне же ее закрутил водоворот светской жизни; Присцилла беспомощно барахталась в волнах, не чувствуя под ногами дна, и, как видела Мейси, нуждалась в дружеской поддержке.

Мейси вышла из ванны, насухо вытерлась полотенцем и надела простое черное платье, которое служило ей дежурным нарядом для приемов. Вечернего платья у нее не было; впрочем, Присцилла не выразит неудовольствия видом подруги. В крайнем случае потащит в свою гардеробную и заставит надеть что-нибудь более, на ее взгляд, подходящее.

Мейси уложила волосы, подвела глаза, нанесла на скулы чуточку румян, накрасила губы, затем надела черные кожаные туфельки с ремешками и пряжкой на боку, пальто и шляпку. Положила в черную сумочку-клатч носовой платок, немного денег, тюбик помады. Вышла из дома, села в «Эм-Джи» и поехала в сторону Голландского парка. Часы показывали без четверти два.

– Мейси, дорогая, я знала, что ты придешь! – Глаза Присциллы наполнились слезами, когда Мейси провели в гостиную сквозь толпу гостей, расположившихся в холле.

Помахав в воздухе мундштуком, Присцилла позвала мужа:

– Дуглас, Дуглас, скорее погляди, кто пришел!

Дуглас Партридж начал пробираться к ним, на ходу прихватив с подноса бокал шампанского. Присцилла взяла Мейси под руку и заглянула ей в лицо.

– По глазам вижу, ты чертовски устала, но… но… – Она заплакала и, высвободив руку, схватилась за переносицу, чтобы сдержать слезы.

– Присцилла, пожалуйста, не плачь. Радуйся, ведь ты здесь, в Лондоне, в кругу семьи. Ну, ну, тише. Смотри, вон идет Дуглас.

Дуглас Партридж подошел к жене, прислонил трость к бедру и обнял Присциллу.

– Слезы счастья, дорогая?

Он подмигнул Мейси и расцеловал ее в обе щеки.

– Мы так рады, что ты смогла приехать! Присцилла ждала этого приема целый месяц. А вечеринка удалась на славу, правда, солнышко? – Дуглас чмокнул жену в нос. – Все, оставляю тебя с любимой подругой. Пойду поищу Рэймонда Грасслина.

Присцилла сделала глубокий вдох, стараясь овладеть собой, и оценивающе оглядела Мейси с головы до ног.

– Так, идем в гардеробную, – шутливо-начальственным тоном скомандовала она. – Хочу видеть тебя в нормальном вечернем платье. В конце концов, ты не в морге Скотленд-Ярда, а на новогоднем приеме.

Если бы эти слова произнесла не Присцилла, а кто-то другой, Мейси наверняка оскорбилась бы, однако сейчас лишь кивнула и рассмеялась.

– Ладно, идем, покончим с этим побыстрее.

Присцилла предложила подруге четыре вечерних наряда на выбор. Пятнадцать минут спустя Мейси спустилась по лестнице, представ перед гостями в новом виде. На ней было темно-пурпурное шелковое платье, выгодно оттенявшее цвет глаз. Лиф с вырезом-лодочкой был расшит пайетками, как и остроугольные манжеты, которые доходили до середины тыльной стороны ладони. Заниженную линию талии также украшала полоса пайеток, широкая юбка мягкими складками ниспадала до пола. В ушах у Мейси сверкали брильянтовые серьги-капельки Присциллы, на ногах были ее же черные атласные туфельки на низком каблуке. По счастью, размер обуви у подруг совпадал.

– Вот теперь тебя можно представить, – удовлетворенно промолвила Присцилла.

В течение следующего часа она знакомила Мейси со всеми гостями по очереди, неизменно представляя ее как «дражайшую Мейси» и «самую задушевную подругу».