Гилберт Честертон - Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник)

– Мистер Ридер, вы упоминали при нем имя Мо Лиски? – спросил помощник государственного прокурора.

Мистер Ридер почесал подбородок.

– Кажется, да… Упоминал. Я сказал ему, что у меня назначена встреча с мистером Лиски в десять часов. Возможно, я даже обмолвился, где должна была состояться встреча. Я сейчас не вспомню, почему разговор зашел о Лиски, но может быть, я блефовал, чтобы заставить этого чужеземца… «Блеф» – грубое слово, но хорошо передает смысл того, что я имею в виду. Так вот, может быть, я блефовал, желая заставить его поверить, что, если он не расскажет, где изумруды, я буду вынужден обратиться к другому, не менее осведомленному источнику. Не исключено, что так и сказал. Я слышал, мистер Лиски может надолго задержаться в больнице? Как жаль! Никогда не прощу себя, если мои слова стали причиной того, что мистер Лиски угодил в госпиталь… Живым!

Когда он ушел, шеф посмотрел на инспектора Пайна. Пайн улыбнулся.

– Как, вы говорили, называлась та опасная рептилия, сэр? – спросил инспектор. – Мамба? Нужно будет запомнить название.

В дни юности мистера Ридера, когда двухколесные кебы шныряли по Лондону в поисках пассажиров и ни один уважающий себя джентльмен не выходил из дому без букетика цветов на лацкане сюртука, его в компании с еще одним молодым офицером Скотленд-Ярда отправили в Ноттингем. Они должны были арестовать некоего юного изобретателя, обеспечившего себе более чем сытую жизнь способами, которые не встретили одобрения со стороны Скотленд-Ярда. Этот молодой человек изобретал не полезные машины и не хитроумные приспособления, позволяющие облегчить труд человека. Он изобретал всевозможные истории. И то были истории не в общепринятом смысле этого слова, ибо басни эти нужны были для того, чтобы выманивать деньги из карманов доверчивых мужчин и женщин. Чтобы донести до людей плоды своей фантазии, мистер Айтер использовал ни много ни мало двадцать пять вымышленных имен и столько же различных адресов. Когда его уже почти можно было назвать богатым человеком, Немезида в лице сыщика в ботинках с квадратными носками взяла его под локоток и предала в руки правосудия. Не почувствовавший расположения к юному сочинителю судья приговорил мистера Айтера к семи годам заключения, назвав его бессовестным мошенником, представляющим угрозу для общества, что, впрочем, заставило Вилли Айтера лишь улыбнуться, поскольку кожу он имел такую, по сравнению с которой кожа слона была тончайшим шелком.

Мистер Ридер запомнил это дело главным образом потому, что на суде обвинитель, перечисляя различные ухищрения и уловки, используемые обвиняемым, упомянул одну особенность, которой были отмечены все роли, сыгранные преступником: он всегда писал слово «можно» так, будто слышал в нем отзвуки звона монет и представлял себе кошели, полные денег, – через букву «ш», почти как слово «мошна».

«Всякий преступник, каким бы скрытным или изобретательным он ни был, своеобразен, – вещал обвинитель. – Под любой личиной независимо от того, как мастерски он отмежевывается от одной роли или исполняет другую, неизменной остается та или иная отличительная черта, присущая только ему. И особенно это заметно в правонарушителях, которые промышляют обманом и мошенничеством».

Эти слова мистер Ридер помнил всю свою деятельную жизнь. Мало кто знал о том, что он когда-то был напрямую связан со Скотленд-Ярдом. Сам он всякий раз уходил от ответа, когда его спрашивали об этом. Повинуясь этой милой особенности своего характера, он предпочитал притворяться самоучкой и делать вид, будто своим успехам на ниве борьбы с беззаконием он обязан собственному злому разуму, который очень часто видел уродство даже там, где его не было и в помине.

Его навязчивое желание видеть порок в самых, казалось бы, безобидных человеческих поступках было до того сильным, что даже те, кто его хорошо знал и испытывал к нему чувство жалости, вызванное его кажущейся странностью или неброской внешностью, не могли с уверенностью сказать, какие темные мысли роились у него в голове.

На Брокли-роуд в одном из пансионов снимала комнату очень милая и симпатичная девушка по имени мисс Маргарет Белмэн. Но ему мисс Белмэн нравилась не за красоту, а за благоразумие, хотя эти два понятия, как правило, несовместимы. И встречи с этой молодой особой доставляли ему такое удовольствие, что он часто ездил с ней на одном трамвае, где они весьма оживленно беседовали о принце Уэльском, о лейбористском правительстве, о ценах и о других высоких материях. От мисс Белмэн он и узнал о ее соседке, миссис Карлин. С этой хрупкой, худенькой девушкой с тенью печали в красивых глазах и лицом умудренной опытом женщины он однажды повстречался в трамвае и доехал до Брокли, в связи с чем и был прекрасно осведомлен о мистере Гарри Карлине еще до того, как встретился с лордом Селлингтоном. А причиной тому было то, что мистер Ридер обладал даром внушать людям доверие своим молчанием, а не словами сочувствия.

Она рассказывала о муже без горечи… но и без сожаления. Она хорошо знала и понимала его, хотя их совместная жизнь оказалась очень короткой. Один раз, случайно, миссис Карлин упомянула о существовании богатого родственника, чьим наследником являлся бы ее муж, если бы был нормальным человеком. Ее сын со временем должен был стать обладателем громкого титула… правда, без гроша в кармане. Она так старалась исправить свою оплошность, что мистер Ридер, с подозрением относящийся ко всем аристократам, появляющимся на Брокли-роуд, окончательно перестал сомневаться в том, что она сказала правду. Позже он узнал, что речь шла о титуле, который носит достопочтенный граф Селлингтонский и Мэнфордский.

Однажды в канцелярии государственного прокурора наступило затишье. Казалось, зло покинуло этот мир, и мистер Ридер просидел в своем маленьком кабинете целую неделю, предаваясь безделью, читая колонки рекламных объявлений в «Таймс» или рисуя на промокательной бумаге несуразные человеческие фигурки. Иногда он перемежал эти занятия посещением тех уголков Лондона, которые лишь немногие люди выбирают для прогулок. Ему нравилось шнырять по грязным районам вокруг Больших Суррейских доков, не отказывал он себе и в удовольствии заходить на северный берег Темзы, но и там не удалялся от реки. Правда, когда его шеф поинтересовался, бывает ли он в Лаймхаусе [27], мистер Ридер, снисходительно улыбнувшись, ответил:

– Нет, сэр. Я читал о таких местах, и мне представляется, что на страницах… э-э-э… романов они бесконечно интереснее, чем на самом деле. Да, там живут китайцы, и я считаю китайцев действительно интересными людьми, только даже они не придают романтики Лаймхаусу, этому тишайшему и самому законопослушному уголку во всем Ист-Энде.