Гилберт Честертон - Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник)

Джон Адамс Рейс, который до сих пор сталкивался исключительно с чудесами науки, в последующие годы так и не смог подобрать слов, чтобы описать неразбериху нескольких последующих дней. Казалось, что-то вырвало его из мира времени и пространства и ввергло в пучину невозможного. За полчаса весь городок вместе с близлежащими деревушками превратился в нечто невиданное уже тысячу лет: уподобившись средневековому люду, толпы местных жителей стали обращаться в веру под впечатлением невероятного чуда, это был истинный древнегреческий город, в котором божество спустилось к людям. Тысячи падали ниц прямо на дороге, сотни принимали монашеский обет не сходя с места, и даже приезжие, как двое американцев, не могли думать и говорить ни о чем, кроме свершившегося чуда. Стоит ли удивляться, что и сам Альварес был несказанно потрясен, он сидел, обхватив голову руками.

И в самом сердце этого урагана благодати находился маленький человечек, который пытался что-то сказать, но голос у него был негромкий и глухой, а шум стоял оглушительный. Он подал слабой рукой какой-то знак, в котором было больше раздражения, чем какого-либо иного чувства, а потом подошел к краю парапета над толпой и жестом, сделавшим его очень похожим на хлопающего короткими крыльями пингвина, попытался успокоить людей. На какой-то миг шум слегка приутих, и отец Браун в первый раз в жизни позволил себе обратиться к своей пастве со всем негодованием, на которое был способен:

– Глупцы! – высоким дрожащим голосом провозгласил он. – Глупые, глупые люди!

Потом он как будто овладел собой, уже твердо держась на ногах, подбежал к ступеням и стал спускаться.

– Вы куда, отче? – спросил Мендоза с непривычным благоговением в голосе.

– В телеграфную контору, – бросил на ходу отец Браун. – Что? Нет, разумеется, это не чудо. С чего бы тут взяться чуду? Чудеса не так дешевы, как все это.

И он побежал дальше. Люди падали перед ним на колени, моля о благословении.

– Благословляю, благословляю, – торопливо повторял он. – Да благословит вас Господь и да прибавит вам всем разума.

И с необычной скоростью он скрылся в направлении телеграфа, где отправил в секретариат епископа срочную телеграмму: «Здесь произошла безумная история с чудом. Надеюсь, Его Преосвященство не даст этому делу ход. Это всего лишь слухи».

Вручив бланк телеграфисту, он чуть-чуть покачнулся, и Джон Рейс подхватил его под руку.

– Позвольте, я провожу вас домой, – сказал он. – Вы заслуживаете большего, чем дают вам эти люди.

Джон Рейс и отец Браун сидели в доме священника при церквушке. Стол все еще был завален бумагами, над которыми последний бился за день до этого. Бутылка вина и пустой винный стакан стояли там, где он их оставил.

– Теперь, – твердым, почти зловещим голосом произнес отец Браун, – я могу начать думать.

– Я бы не стал вот так сразу начинать думать, – посоветовал американец. – Вам ведь отдохнуть надо. К тому же, о чем тут думать-то?

– Мне достаточно часто приходилось расследовать убийства других людей, – сказал отец Браун. – Но сейчас предстоит расследовать собственное.

– На вашем месте я бы сначала выпил вина, – предложил Рейс.

Отец Браун встал, налил в стакан вина, поднял его, на секунду задумался и поставил обратно на стол. Потом опять сел и сказал:

– Знаете, что я чувствовал умирая? Вы не поверите, но главным моим чувством было невероятное удивление.

– Да уж, когда тебя ночью бьют палкой по голове, тут есть чему удивляться, – согласно кивнул Рейс.

Отец Браун подался вперед и, понизив голос, произнес:

– Я удивился тому, что меня не ударили по голове.

Рейс посмотрел на него с таким выражением, будто подумал, что удар тот хоть и оказался не смертельным, все-таки был очень сильным, но вслух сказал:

– Как это?

– Когда тот человек с размаху опустил дубинку, она остановилась в дюйме от моей головы, но так и не коснулась ее. Точно так же второй парень сделал вид, что бьет меня ножом, но даже не поцарапал меня. Как в театре, на сцене. Я думаю, это и была игра. Но потом произошло нечто невероятное.

Он задумчиво посмотрел на бумаги на столе и продолжил:

– Хоть ни нож, ни дубинка не прикоснулись ко мне, я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги и жизнь покидает меня. Я знал, что-то сразило меня, но что? Знаете, о чем я подумал? – Он указал на вино на столе.

Рейс поднял стакан, внимательно посмотрел на него и понюхал.

– Думаю, вы правы, – сказал он. – Я когда-то работал в аптеке и кое-что знаю из химии. Тут без анализа ничего точно не скажешь, но мне кажется, здесь что-то подмешано. Знаете, существуют такие вещества, которыми в Азии могут отправить человека в состояние, неотличимое от смерти, хотя на самом деле это всего лишь временный сон.

– Вот именно, – хладнокровно произнес священник. – Все это чудо – фальшивка от начала до конца. Сцена похорон была продумана и подготовлена заранее. Я полагаю, Снайту была нужна шумиха, вызванная этим всеобщим помешательством, хотя вряд ли бы он зашел так далеко только ради этого. В конце концов, одно дело наживаться на мне и превратить меня в поддельного Шерлока Холмса, и совсем другое…

Замолчав на полуслове, священник переменился в лице. Он крепко зажмурился и встал, точно начал задыхаться. Потом протянул одну дрожащую руку, будто собирался идти к двери на ощупь.

– Вы куда? – не без удивления спросил Рейс.

– Если вы меня спрашиваете, – ответил отец Браун, который сделался бледным, как стена, – я собираюсь помолиться. Вернее, даже поблагодарить Господа.

– Ничего не понимаю. Что с вами?

– Я хочу поблагодарить Господа за свое чудесное и невероятное спасение.

– Я, конечно, не разделяю вашу религию, – сказал Рейс, – но, поверьте, я достаточно религиозен, чтобы понять вас. Конечно, вам надо поблагодарить Бога за то, что он спас вас от смерти.

– Нет, – сказал священник, – не от смерти. От позора.

Рейс так и сел, а священник взволнованно продолжил, едва не срываясь на крик:

– Если бы только моего позора! Опозорены могли быть мои убеждения, мои взгляды. Они нацелились на саму религию! Подумать страшно, чем все это могло закончиться! Это был бы самый громкий, самый жуткий скандал с тех пор, как уста Титуса Оутса [63]исторгли последнюю ложь.

– О чем вы толкуете? – в полной растерянности спросил его собеседник.

– Хорошо, лучше я все объясню сразу, – священник сел и продолжил уже более сдержанным голосом: – Я все вдруг понял, как только упомянул вслух Снайта и Шерлока Холмса. Сейчас я вспомнил, что написал в ответ на его безумные предложения. Ведь другого ответа я дать не мог, а они воспользовались этим для своих планов. Я написал что-то вроде: «Я согласен умереть и снова ожить, как Шерлок Холмс, если так будет лучше». И как только я об этом подумал, то понял, что меня попросту вынудили писать подобные вещи, и все, что я писал, сводилось к одному. Это выглядело так, будто я писал какому-то своему сообщнику, что собираюсь выпить это вино в определенное время. Теперь понимаете?