Чарльз Камминг - Холоднее войны

Тома тоже попросили уйти, и он отошел на прежние позиции, к пляжному бару с закусками. Там он закурил еще одну сигарету и заказал пинту лагера, не сводя при этом глаз с ресторана. Новость о смерти Сесилии, разумеется, дошла уже и сюда. Бармен был хорват, с взъерошенными волосами. Он хорошо говорил по-английски и отвечал на якобы невинные вопросы Тома с ленивым пренебрежением, принимая его за туриста, который хочет узнать парочку-другую жареных деталей.

– А вы давно были с ней знакомы?

– Да нет. Она всегда держалась в стороне. Ресторан купила года три-четыре назад.

– Значит, она была не местная? Не с острова?

Бармен покачал головой.

– И это было самоубийство?

– Точно. Вроде бы таблетки. Потом она порезала… – Бармену не хватило словарного запаса. Не выпуская из рук свой стакан, он жестом показал, что она вскрыла вены. Выглядело это так, будто Сесилия разрезала запястья стаканом. – …Как это… порезала кожу. Артерию, да?

– Да. – Один мальчик, с которым Том учился в школе, покончил с собой точно таким же способом. – В воде? – Скорее всего, команда «чистильщиков», убедившись, что Шандор без сознания, переложила ее тело в ванну.

– Да.

Кто бы ни был исполнителем, он явно хотел создать впечатление давно задуманного самоубийства. Смерть от огнестрельного ранения или отравление чем попало возбудило бы слишком много вопросов.

– А что ее бойфренд?

– Люка? – Бармен ответил сразу же, без колебаний. Это служило лишним подтверждением того, что Шандор встречалась одновременно с ним и с Уоллингером. Он поставил стакан на стойку. – Я думаю, он из Дубровника.

К стойке подошли четверо подростков; трое из них курили самокрутки с марихуаной. Бармен отвлекся, чтобы принять у них заказ. Том вернулся на тропинку и бросил еще один взгляд на Centonove. Ставни на кухонном окне теперь были закрыты, и младший полицейский стоял у входа в качестве охранника. Том подождал, пока подростки получат свои коктейли, и снова уселся на свой табурет.

– Сейчас уже все стихло, – заметил он и заказал еще пинту. Расплатившись, он оставил сдачу бармену, чтобы тот охотнее вел беседу.

– Да?

– Да. Остался только один полицейский у входа. Бедный парень.

– Кто? Полицейский?

– Да нет. Ее бойфренд. Как, вы говорите, его зовут? Люка?

– Ага. – Бармен открыл набитую стаканами и бокалами посудомойку и сунул голову в облако пара. – Он вечно тут торчал. А после всего, должно быть, не будет.

– Не будет. – Том постарался придать голосу сочувственные нотки. – Они управляли рестораном вдвоем?

– Нет. Люка работает в городе. У него компания звукозаписи. Занимается регги и хип-хопом. Вам нравится такое дерьмо?

– Ну… Боб Марли, может быть, Джимми Клифф. – Теперь он смог бы легко узнать о Лакосте все. Сколько независимых звукозаписывающих лейблов имеется в Хорватии – притом что владельца зовут Люка?

– Да, он тоже любит Марли.

Разговор покатился дальше. К девяти пятнадцати Том узнал, что Сесилию Шандор на острове за свою не принимали и в основном относились к ней с подозрением; что она часто и подолгу отсутствовала на Лопуде; что ее считали богачкой; что Люка ради нее бросил жену и восьмилетнюю дочку, но однажды, в сильном подпитии, признался, что Сесилия отказалась выйти за него замуж, когда он сделал ей предложение. Довольный, что ему удалось собрать так много информации, около половины десятого Том пожал бармену руку и еще раз прошел мимо Centonove в надежде встретить поблизости убитого горем Люку и поговорить с ним. Однако этого не случилось. Том всего лишь обменялся парой слов с полицейским, чей английский находился в зачаточном состоянии (впрочем, он знал достаточно, чтобы подтвердить – владелица ресторана «внезапно умерла»), после чего его вежливо попросили «пройти дальше». Он спросил, в порядке ли Люка, и получил короткий кивок. Имелась небольшая вероятность, что дружка Сесилии арестуют по подозрению в убийстве, но вероятнее всего, скоро он будет сопровождать ее тело в Дубровник. В любом случае он собирался посоветовать Амелии послать Адама Хэйдока или сотрудника станции МИ-6 в Загребе на остров и получить полный полицейский и медицинский отчет о деле. Его собственная работа здесь была закончена.

Только в коридоре перед своим номером, минут десять спустя, Том вспомнил о камере, которую видел Хэйдок на записи из ресторана на Хиосе. Серебристая цифровая камера, возможно принадлежавшая Сесилии. В ней могли быть снимки того самого бородатого мужчины. Как же он мог позволить себе об этом забыть? Хотя, если подумать, Сесилия, бывший офицер разведывательной службы, вряд ли сохранила бы в памяти хоть какие-то компрометирующие фотографии. И тем не менее у Тома были обязанности – хотя бы по отношению к Амелии, и он должен был проникнуть в квартиру Шандор и попытаться добыть эту камеру.

Он знал, почему ему этого так не хочется. Это было очевидно. Том рвался на самолет, в такси, в стамбульский дом у моря.

Он постоял в коридоре еще несколько минут. Реальной возможности попасть в квартиру Сесилии в эту ночь не было. Ни единого шанса. И вряд ли такой шанс появится в ближайшие несколько дней. Пусть с камерой разбирается Эльза, Хэйдок, Загреб… кто угодно.

Том достал из кармана карту-ключ от номера, открыл дверь, включил свет и взял из мини-бара две миниатюрные бутылочки Famous Grouse. За пятнадцать минут он написал отчет с грифом «совершенно секретно», сообщая о смерти Шандор, и послал его зашифрованной телеграммой в Лондон. Затем он залез в свою личную почту и настрочил послание Рэйчел.

«Вылетаю из Берлина завтра первым утренним рейсом. Буду к полудню. Отмени все планы. Поужинай со мной».

В Стамбуле ничего не изменилось с тех пор, когда Том из него уезжал. Жара, толпы людей, мертвые пробки, смог, линия горизонта, закрытая минаретами и высотными зданиями. Но в чем-то город все же стал иным. Теперь это была невидимая чашка Петри, в которой командой специалистов Секретная разведывательная служба из Турции и Лондона тщательно изучалось и анализировалось каждое движение, каждая деталь поведения Райана Клекнера. По дороге из аэропорта имени Сабихи Гёкчен Том попросил водителя такси проехать мимо дома Клекнера. Команда наружного наблюдения была уже на посту: мужчина и женщина в кафе Starbucks в квартале от входа в здание и два юных британца-азиата в микроавтобусе, припаркованном через дорогу. Каждые полчаса Том получал обновленную информацию о передвижениях объекта.

Абакус проснулся рано, сходил в спортзал, вернулся домой пообедать и в данный момент находился наверху, в кухне, читал книгу в бумажной обложке, название которой определить не удалось. Как и обещала Амелия, резиденция Клекнера, маршруты, по которым он ездил на работу, его любимые рестораны, спортзал и машина были напичканы таким количеством камер, что они могли запечатлеть буквально любое мгновение его жизни. За ним следили в трамваях, поездах и на паромах. Турецкий источник, работающий в американском консульстве техником по обслуживанию компьютеров, обеспечивал станцию МИ-6 регулярными отчетами о рабочем расписании Клекнера, его настроении и рутинных действиях. Если бы какой-либо элемент операции был случайно раскрыт, МИ-6 могла бы спокойно отрицать свое участие. Да этого бы и не понадобилось: Клекнер, скорее всего, решил бы, что его взяли под наблюдение турецкие спецслужбы, и сообщил бы об этом главе станции ЦРУ.