Линда Лафферти - Невеста смерти

– Благодаря кровопусканиям его душевное состояние пришло в норму, – сказал он. – Дурная кровь, которая причиняла ему такие страдания, ушла.

– Он попросил благословения у Бога, – поправил доктора чей-то голос. – Все мы должны вознести за это хвалу милосерднейшему Господу!

В комнату, необъявленным и никем не замеченным – в который уже раз! – вошел испанский священник. «До чего же он скрытный и незаметный! – подумала Маркета. – Даже и непонятно, что именно – иезуитское воспитание или испанская кровь – позволяет ему растворяться во тьме и двигаться почти незаметно». Не будь он священником, она бы сочла его колдуном или же вором.

С появлением Карлоса-Фелипе теплая атмосфера в комнате заметно остыла. Огонь уже не согревал спины сидящих там людей, а эль не разгонял кровь так быстро, как минутой ранее.

Маркета поежилась и плотнее запахнула полы шерстяной накидки.

– Он упал передо мной на колени и попросил прощения, – сказал священнослужитель. – И я написал собственное послание нашему королю. Его величество будет рад такому духовному улучшению.

– Присаживайтесь, святой отец, и разделите с нами трапезу, – предложил доктор Мингониус. – Мы как раз обсуждаем наше медицинское вмешательство.

– Я уже перекусил черным хлебом, – ответил священник. – Прервал послемолитвенный пост час назад. Мне и самому нужно спланировать духовное вмешательство. Работы – непочатый край.

Томас посмотрел на испанца с подозрением.

– Вы не должны подталкивать его к тому рубежу, который нарушит его душевный покой, – сказал он. – Дон Юлий ни во что не ставит католическую церковь, и если он станет проводить слишком много времени наедине с Богом, то может взбунтоваться и начать чинить помехи лечению.

– Какое кощунство! – отрезал Карлос-Фелипе. – Чем больше времени он проводит на коленях, моля нашего Господа о прощении, тем больше вероятность того, что грехи его будут забыты и ему откроется дорога на небеса.

Подняв кружку с элем, Мингониус сделал неспешный глоток и пристально посмотрел на маленького священника, лицо которого было искажено злобными морщинами, походившими на складки долгие месяцы переходившего из рук в руки свитка.

– Вы забываете о неделях ада и страданий, которые вам пришлось вытерпеть, прежде чем мы приступили к кровопусканиям, забываете гниющие тела животных и крики, что оглашали замок и весь Чески-Крумлов, – напомнил доктор. – Если вы поднажмете на него слишком сильно, он начнет сопротивляться. И вам известно это столь же хорошо, как и ваше Писание. Если мы хотя бы на неделю прекратим наши попытки очистить его холерические гуморы посредством кровопускания, ваши молитвы снова будут прерываться его неистовыми воплями. Если пиявки перестанут высасывать его кровь, святой отец, он уже не будет, аки агнец, преклонять перед вами колени. И тогда именно вы – вы один! – будете нести ответственность за его сумасшествие.

– Да как вы смеете обвинять меня в чем-то, Мингониус! Меня, которого поддерживают иезуиты, папа и сам король! – возмутился испанец.

– Вы забыли еще упомянуть Господа Бога. И я сомневаюсь в том, что его величество станет и дальше оказывать вам поддержку, если его сын вновь начнет бредить. Всем известно, что король Рудольф отнюдь не в восторге от католической церкви. Его депрессивная натура сформировалась в мрачные дни при дворе его дядюшки, короля Филиппа. Испанец настолько развратил его сангвинический темперамент, что даже великий доктор Ян Есениус не смог это исправить. Жизнерадостный мальчуган, коим Рудольф был при венском дворе, после стольких лет, проведенных в Эскориале и Мадриде, возвратился в Вену уже меланхоличным принцем.

– Король Филипп научил его дисциплине и Слову Божиему, – прошипел священник.

– Ваше мнение, святой отец, мне совсем не интересно, – промолвил Томас, откусывая кусочек сыра. – Если вам и мне придется сражаться за хорошее самочувствие дона Юлия, я уверен, что наш славный король встанет на мою сторону, а не на сторону какого-то испанца, который стирает до костей колени его сына, заставляя последнего молиться на холодном граните.

– Дайте мне знать, когда закончите с ним, – с раздражением бросил Карлос-Фелипе. – Пришлите мальчишку в часовню. Я буду молиться там о его душе. Я написал, что кровопускания следует прекратить, и король услышит мое предложение из уст самого архиепископа Праги. Думаю, вашего отзыва осталось ждать недолго, герр доктор Мингониус.

Как только священник удалился, громко хлопнув тяжелой деревянной дверью, врач улыбнулся и налил себе еще одну кружку эля.

– Думаю, он забыл упомянуть, что будет молиться не только о спасении души бастарда, но и о моей вечной жизни, – произнес он с ухмылкой. – Просто забыл, полагаю.

В планы Мингониуса входило провести с доном Юлием как можно больше времени без применения пиявок или ланцета. Он надеялся, что сын короля вскоре убедится – ему и Пихлеру можно доверять, а это позволит отлучить бастарда от Маркеты и ее ухода за ним. Девушку можно было бы использовать в качестве своеобразной взятки, чтобы прикупить у больного немного времени.

Судя по всему, сын короля увлекся Маркетой так сильно, как некоторые увлекаются опиумом.

– Доброе утро, дон Юлий, – пророкотал доктор Мингониус голосом, который спугнул воробышков с толстого каменного подоконника. Комната наполнилась шумом хлопающих крыльев – птицы улетели в направлении Чески-Крумлова.

Императорский бастард вяло отвернулся от окна, но, увидев лишь двух мужчин, снова явил вошедшим свою спину. Его движения были медленными и неравномерными, а рука слегка дрожала.

– Чем это вы занимаетесь? – спросил Томас, подходя ближе.

– Кормлю птичек, – ответил его пациент слабым, больше похожим на шепот, голосом. – Мне нравится наблюдать, как они клюют, а потом улетают.

Мингониус отметил крайнюю бледность на лице молодого человека.

– Вы сами-то сегодня ели, дон Юлий?

– Нет, – сказал сын короля, медленно опускаясь на обложенный подушками стул. – Нет аппетита.

Медик отметил и это. Отсутствие аппетита у человека, прежде требовавшего с дюжину, а то и более, блюд в день, безусловно, являлось значительным, хотя и не обязательно благотворным изменением. «Баланс, – подумал он. – Мы должны уравновесить гуморы в его теле и способствовать появлению новой жизненно важной крови».

– Мне придется назначить вам плотный завтрак и еще два приема пищи в день, – сказал он вслух. – А также, для стимуляции новой крови в ваших кровеносных сосудах, вы должны выпивать целую бутылку красного вина.

– Я не голоден, – промолвил Джулио. – Мне не нужно ничего другого, кроме как побыть одному.