Марджери Эллингем - Спрячь меня (сборник)

Местный суперинтендант, седовласый приятель Оутса, знал и любил свой район. Он подошел к черному ходу ровно в тот момент, когда Оутс и его спутники вошли в парадную дверь. Это позволило избежать ощущения запланированного рейда, и обе стороны встретились в тени главного зала – не считая четырех человек, которые остались следить за входами. За столиками сидели всего двое посетителей – четверть пятого явно не была популярным временем посещения этого ресторана.

Увидев Оутса, мистер Лагг и мистер Кэмпион встали, приветствуя его. Они сидели в углу и появились словно бы из ниоткуда – инспектор Паллен посмотрел на них с подозрением.

– Есть здесь кто-то еще?

– Нет. Только официант, – тихо, под стать атмосфере пробормотал мистер Кэмпион, и все повернулись к дежурному официанту, который как раз украдкой высунулся из-за колонны. Это был низкорослый человечек в засаленном смокинге и грязном фартуке. Вмиг осознав, кто пришел, он отшатнулся, словно дикое животное, и послал во тьму над лестницей гнусавый клич. Ему тут же ответили, послышалась какая-то возня, и все повернулись, чтобы увидеть, кто сейчас сойдет по лестнице. Мгновение спустя инспектор Паллен тихо и удовлетворенно вздохнул.

«Толстый» и «упитанный» – это почти синонимы, но при достижении определенной степени любое из этих качеств может стать выдающимся. Андреас Хакапопулос воплощал предельную степень обоих. Фигура его напоминала шар, а жирные черные волосы вились так, как вьются побеги винограда, почерк итальянца и волны вокруг ног Афродиты на прерафаэлитской [22]картине. Его шевелюра продолжала линии его выдающегося носа и завершалась приблизительно в шести дюймах над его макушкой.

Он энергично спустился по лестнице, слегка подпрыгивая на каждой ступеньке, словно огромный мяч. На его лице цвела бесконечно дружелюбная улыбка, в которой, однако, было что-то сильное. Он подмигнул им с такой развязностью, что инспектор Паллен в поисках поддержки взглянул на невозмутимого суперинтенданта.

– Мы сейчас выпьем с вами дивного винца, – сообщил он с таким видом, словно делал необычайно щедрый подарок полицейскому приюту. – Луис, живо. Принеси нам хорошего вина.

– Не стоит, – сухо сказал Оутс. – Нам надо поговорить с вами наедине, мистер Хакапопулос. Взгляните, пожалуйста, на эту фотографию. Вы когда-нибудь видели эту девушку?

Андреас Хакапопулос не смутился. Он замер на предпоследней ступеньке, источая сильный аромат жасмина и заискивающее дружелюбие, которое в этой душной комнате производило особенно невыносимое впечатление. Протянув бесформенную руку за карточкой, он взглянул на нее с выражением скучающего интереса – неубедительным и неприятным.

Несколько мгновений он смотрел на очаровательное томное личико мисс Адамсон, после чего подошел поближе к окну и снова принялся разглядывать фотографию.

– Однако! – сказал он наконец. – Что за девушка! А кто это?

– Это мы вас спрашиваем, – вмешался местный суперинтендант. – Давайте, Андреас. Не глупите. Мы пришли сюда не для того, чтобы полюбоваться вами. Вы ее видели раньше?

– Нет.

– Подождите, – сказал Оутс, кисло улыбаясь. – Вы читали газеты?

Грек осознал свою ошибку и поспешно исправился.

– Может, это та девушка, которую недавно нашли мертвой? Не знаю. Я что-то такое читал утром. Не помню.

– Попробуйте напрячь свою память, дружище. Где ваш брат?

– Джок на втором этаже

Андреас продолжал улыбаться, а голос его звучал все так же мягко и спокойно, без тени неудовольствия или упрека. Один из неприметных мужчин отправился наверх, а в зале тем временем начался небольшой допрос.

– Мистер Хакапопулос, подумайте: вы когда-нибудь встречались с этой девушкой?

– Встречался?

– Да. Вы ее видели?

– Нет.

– Вы меня понимаете? Вы видели ее живую?

– А она здесь была?

– Об этом я вас и спрашиваю.

Андреас улыбнулся.

– Не знаю, – сказал он. – Тут бывает так много девушек. По-моему, я ее не видел.

Паллен выпятил подбородок и, не выдержав, вмешался:

– А мертвой вы ее случайно не видели?

– Мертвой? – Андреас поднял брови.

– Вы меня слышали.

– Мертвой? Нет.

– Слушайте, Хакапопулос, – Паллену было нелегко произнести это имя на свой обычный пулеметный лад, но он справился, – не хотите посидеть у нас и подумать? Вы же знаете, каково оно в камере, не так ли?

Андреас громко и немного визгливо рассмеялся, демонстрируя великолепные зубы.

– Простите, – сказал он. – Говорю же, я ее не знаю. Спросите кого-нибудь еще. Не будем ссориться. Мы с вами понимаем друг друга. Я ее видел только в газетах.

– Понятно.

Оутс возобновил свои вопросы. Они удивительно смотрелись рядом – худой седовласый полицейский с глазами тусклыми и честными, словно Северное море, а рядом с ним – необыкновенно радостный и уверенный в себе гигантский латинянин самого подозрительного вида.

– Мистер Хакапопулос, – с преувеличенной вежливостью обратился к нему суперинтендант, – насколько я понимаю, у вас есть несколько отдельных кабинетов.

– Да, для деловых переговоров, – не моргнув глазом, ответил Андреас.

– Деловых переговоров?

– Да.

– Хорошо. – Оутс слегка улыбнулся. – Не будем углубляться. Где эти кабинеты?

Прежде чем Андреас успел ответить, на лестнице появился детектив и сделал неожиданное объявление:

– Рисует.

Паллен в мгновение ока пересек комнату. Грек улыбнулся еще шире.

– Это правда, – признался он. – У нас небольшой ремонт. Мой брат увлекается рисованием.

– Правда? – мрачно переспросил Оутс. – Мы поднимемся к нему.

– Почему нет?

Все поднялись на второй этаж. Кэмпион и Лагг замыкали процессию. Они вошли в темный тихий коридор, с каждой стороны которого было по четыре глухие двери: справа – с четными номерами, слева – с нечетными, а в конце – еще одна, наполовину стеклянная. Открыта была только дверь № 8. В коридоре атмосфера ресторана ощущалась еще сильнее. Обстановка напоминала ложу очень старого театра – повсюду свисали лохмотья дряхлых драпировок. В этой атмосфере сильный запах скипидара показался им практически райским благоуханием. Вместе с парáми скипидара до них донеслось пение – Джок Хакапопулос распевал за работой.

Они обнаружили его на стремянке. Он был замотан в простыню, перевязанную на необъятной талии толстым шнуром. Под простыней, очевидно, ничего не было, так как его мощные руки были абсолютно голыми – если не считать густого слоя черных волос. Он увлеченно расписывал карниз, почти упираясь головой в потолок. Они с братом очень походили друг на друга – правда, Джок был лысым.

В совершенно пустой комнате не было даже обоев на стенах, а из-под отодранного линолеума виднелись грязные доски пола.