Агата Кристи - Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник)

Он оставил поднос в покое и принялся рыться в карманах.

Из-за ширмы выглянул один из санитаров.

– Не могу нащупать его пульса, – беспомощно заявил медик, – и выглядит он очень странно.

Доктор с удрученным видом прищелкнул языком и пропал за ширмой. Оттуда доносились шорохи и позвякивание стекла.

Скейлз не сводил взгляда с подноса. Можно ли было визуально различить хоть какую-то разницу? Ему только казалось или действительно одно из пятен со стороны Уолтера начало менять вид и покрываться мелкими точками, словно его посыпали красным кайенским перцем? Он не был ни в чем уверен. На его стороне подноса капли выглядели совершенно одинаковыми. Он снова прочитал надписи этикеток на ампулах, снова заметил поврежденную розочку на узоре подноса. Розовая роза – занятное словосочетание. Да, но что в нем такого уж занятного? Теперь стало отчетливо заметно, как один из образцов поменял вид. Вдоль пятна крови Уолтера стало образовываться сплошное кольцо, а крошечные мелкие «перчинки» потемнели и явно бросались в глаза.

– Теперь с ним все хорошо, – сказал вернувшийся в этот момент доктор, – но нам нельзя терять ни секунды. Будем надеяться…

Он снова склонился над подносом. Капля под номером III приобрела странный гранулированный вид. Это был нужный врачу эффект или же нет? Скейлз уже не помнил. Доктор вынул из кармана примитивный микроскоп, имевший форму карандаша, и стал внимательно изучать образцы. Затем выпрямил спину с легким вздохом облегчения.

– Четвертая группа крови, – объявил он. – Теперь наши дела обстоят превосходно.

«У кого из нас двоих?» – подумал Скейлз, хотя уже знал ответ на этот вопрос. Его все еще непонятным образом привлекала к себе поврежденная розочка.

– Определенно, – продолжил доктор, – никаких признаков слипания. Думаю, мы можем рискнуть начать действовать без прямого сравнения образца с кровью пациента. На все уйдет минут двадцать, но время терять недопустимо. – Он повернулся к Скейлзу. – Вы – тот человек, который нам нужен.

Уолтер издал вопль, полный отчаяния.

– Ну почему это не я! Вы не ошибаетесь?

– Тихо, – попросил доктор. – Нет, боюсь, вам не суждено здесь ничем помочь. – А вот вы… – Он снова обратился к Скейлзу. – Вы как раз и есть универсальный донор. Очень полезно иметь под рукой такого человека. Сердце у вас здоровое, я надеюсь? Вроде бы да. Вы поддерживаете хорошую физическую форму и, хвала Создателю, не страдаете ожирением. Снимите, пожалуйста, пиджак и закатайте рукав рубашки. О, прекрасно! Вены выделяются отчетливо. Превосходно. Скажу сразу – это не причинит вам самому никакого вреда. Быть может, почувствуете легкое головокружение, но уже через час-другой вернетесь в норму.

– Хорошо, – согласился Скейлз.

Он все еще разглядывал поднос. Поврежденная розочка располагалась справа от него. Она ведь с самого начала находилась с правой стороны или слева? И когда? До того, как на поднос поместили образцы крови, или после? Как могло поменяться ее расположение? Пока доктор потряхивал подносом? Или Уолтер зацепил его рукавом и развернул, когда в безумии устремился к ширме? А если так, то это случилось до нанесения инициалов рядом с образцами, верно? Нет, конечно же, после. Хотя все-таки до. После того, как образцы взяли, но до того, как их пометили. А значит…

Доктор снова открывал барабан для стерилизации инструментов. Готовил бинты, зажимы, стеклянный сосуд…

Это значило, что образцы крови Уолтера и его собственной поменялись местами до того, как в них добавили сыворотку. А значит…

…Ножницы, полотенца, нечто вроде большого шприца…

Если бы возникло малейшее сомнение, следовало привлечь к нему внимание, чтобы тесту подвергли новые образцы. Но существовала вероятность, что оба типа крови годились одинаково, в таком случае доктор отдал бы предпочтение крови Джона Скейлза, а не бедного Уолтера, дрожавшего, как осенний лист на ветру. Он уже не мог вспомнить, как обстояло на самом деле: слипание в образце II, отсутствие его в образце III или слипание в образце III, отсутствие его в образце II.

– Нет, уж извините, – повторил доктор и, крепко взяв Уолтера за руку, выпроводил его из комнаты. – Несчастный, он никак не может понять, почему его кровь нам не годится. Как ему объяснишь, что это безнадежно? Лучше тогда было бы сразу ввести его кумиру синильную кислоту.

…Розовая роза…

– Доктор… – начал Скейлз.

Но затем вдруг из-за ширмы донесся голос Друри, произносившего реплику, которая была написана так, чтобы звучать с озлоблением и цинизмом, но им подавалась со сцены по-своему уже почти в ста спектаклях:

– «Хорошо, не волнуйтесь за меня. Значит, мне сегодня придется почивать на своих лаврах».

Ненавистный, вышибающий слезу голос – интонация профессионального актера – текучий и фальшивый звук плохо настроенной флейты. Хуже отравы.

«Будь он проклят, – подумал Скейлз, чувствуя, как резиновый жгут стягивает его руку выше локтя. – Надеюсь, он умрет. И никогда больше не придется слышать этот слащавый голос. Я все отдал бы за это, даже свою…»

Он наблюдал, как его рука набрякла синими венами и покраснела под давлением тугой резиновой стяжки. Доктор сделал ему какой-то укол. Скейлз никак не отреагировал на это и больше ничего не сказал. Он думал: «Отдал бы все за это – свою жизнь, свою кровь. Да! Мне и нужно-то всего лишь отдать немного своей крови и промолчать. Поднос развернули… Или нет? Мне об этом ничего не известно… Я ни в чем не уверен. Обязанность доктора – во всем убедиться окончательно. Не могу ничего сейчас сказать… Он поразится, почему я ничего не сказал прежде… Писатель жертвует кровь ради своего благодетеля… Розы справа от него, розы слева от него… Розочки, розочки… Повсюду розочки… Придется почивать на лаврах».

Игла почти незаметно погрузилась в вену. И его кровь потекла, наполняя стеклянный сосуд… Кто-то принес таз нагретой воды, с поверхности которой поднимался легкий парок.

«…Жизнь отдам за друга… Так же естественно, как дождь пойдет через час на лондонских улицах… Братья по крови… Кровь – это жизнь… Лучше тогда было бы сразу ввести синильную кислоту… Отравить человека своей кровью… Какая необычная идея, какой странный способ убийства…»

– Только не дергайтесь, пожалуйста, – сказал доктор.

«…А каков мотив! Убить, чтобы спасти свою душу художника… Кто в такое поверит? И потерять на этом уйму денег… Кошелек или жизнь? Жизнь за друга… Друга за жизнь… Подарить жизнь или убить, не зная с полной уверенностью, что именно делаешь… Не зная вообще, так будет правильнее… Теперь уже слишком поздно… Нелепо вмешиваться сейчас… Никто не видел, как поднос развернули… И кому придет в голову, кто сможет вообразить себе?..»