Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая

– Местное дарование?

– Бродяга из Орминге.

– Он мертв?

– На сто процентов. Поэтому, если ты извинишь…

Голый, измазанный медом, задушенный пластиковым пакетом?

Подвешенный к суку дерева?

Подвешенный к суку дерева?!

Картинки пронеслись у Нины в голове, названия, методы.

– Подвешен за колени спиной вниз, связанные руки обхватывают ноги?

Лундквист потерял дар речи. В трубке воцарилась тишина. Потом он закашлялся.

– Как…

La Barra.

– Я приеду к вам, – сказала она. – Сразу же. Кроктрескен, говоришь?

– Что?..

Ловиса Олссон жила в по-настоящему роскошной, украшенной резьбой по дереву вилле на Викингавеген в Сальтшёбадене, с гаражом на три машины и большой открытой верандой со стороны моря. Анника припарковалась на улице перед ней, вылезла наружу под проливной дождь, заперла машину и огляделась. На газоне она не увидела ни намека на прошлогодние листья, фруктовые деревья были ухожены, около фундамента дома из земли торчали несколько тюльпанов. За гаражом виднелась рама для качелей, брезент на земле, вероятно, закрывал бассейн.

Входная дверь была двустворчатой, украшенной инкрустацией и снабженной как бронзовой «стучалкой», так и звонком. Немного посомневавшись, она нажала на звонок и довольно долго слушала, как его звук эхом отдавался внутри, прежде чем ей открыли. И вопреки ее ожиданиям это сделала не одетая соответствующим образом прислуга, а сопливый мальчонка. Он уставился на нее с широко открытым ртом, темнокожий, с черными курчавыми волосами и мягкой игрушкой в руке.

– Мама дома? – спросила Анника.

Мальчик внимательно посмотрел на нее.

– Как тебя зовут? – поинтересовался он.

– Анника. А тебя?

– Входи! – крикнула Ловиса откуда-то из утробы дома.

– Марк, – сказал мальчик и убежал.

Анника шагнула внутрь и закрыла за собой дверь.

Ловиса торопливо вышла в прихожую, ненакрашенная и с растрепанными волосами. На руках она держала девочку с массой косичек на голове, точно как у Серены.

– Добро пожаловать, – сказала она и пожала гостье руку. – У меня дети дома сегодня, надеюсь, они не помешают нам, их простуда, похоже, никогда не кончится при этом вечном дожде…

Анника сняла куртку. Вода с нее попала на пол прихожей. Ловиса развернулась и пошла впереди Анники через огромную гостиную.

– Я немного удивилась, когда ты позвонила, – сказала она, бросив взгляд через плечо. – Разве было недостаточно нашей встречи вчера, у Терезы?

– Не совсем, – ответила Анника.

Ловиса отвела взгляд, явно озабоченная. Она направилась на кухню.

– Мне скоро в детскую поликлинику с Марком…

Кухня оказалась гигантской, с полом из черного и белого мрамора и встроенной мебелью, никаких шкафов, исключительно полки. На потолке горели разноцветные светодиодные лампы. Посередине стояла барная стойка из черного гранита со встроенным освещением. Анника раньше видела подобное только в журналах по домашним интерьерам.

– Ты, похоже, лучше других знаешь семейство Лерберг, – сказала Анника и села на высокий барный стул. На гранитной поверхности перед ней лежали несколько хлебных крошек.

– Это будет в газете? – спросила Ловиса обеспокоенно.

– Вероятно, – ответила Анника. – Ты против?

Ловиса посадила маленькую девочку на барный стул.

– Мне надо поставить фильм Марку, – сказала она и ушла.

Анника осталась один на один с малышкой, которая сидела рядом с ней и не спускала с нее настороженного взгляда, явно готовая закричать и расплакаться в любой момент, если ей что-то не понравится. От потолочного светильника на черной поверхности между ними образовалось ярко-синее пятно. Анника попыталась сфокусироваться на нем, но ее глаза постоянно встречались с глазами ребенка, и она видела в них немую злость Серены, во всяком случае, такое у нее создалось впечатление.

– Тебя как зовут? – спросила Анника, не придумав ничего лучшего.

Слезы потекли по лицу девочки, она попыталась слезть со стула. Анника в отчаянии огляделась в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы отвлечь ребенка, но прежде чем преуспела в этом, на кухню вбежала Ловиса и заключила дочь в объятия.

Анника убрала волосы с лица, незаметно смахнула хлебные крошки на пол, достала блокнот и ручку и поместила их на стол перед собой.

– Какой у вас красивый дом, – заметила она.

– Спасибо, – улыбнулась Ловиса.

– Вы давно живете здесь?

– Мы купили его, когда я ждала Марка.

Анника улыбнулась и попыталась расслабить плечи. Итак, Ловиса и ее супруг были очень богаты. Ее одолело любопытство. Она чуточку наклонила голову, написала в блокноте время и дату и сконцентрировалась на них, словно это имело какое-то значение.

– А где работает твой муж? – поинтересовалась она непринужденно.

– В МВФ, – ответила Ловиса.

Анника удивленно моргнула.

– В Международном валютном фонде, – объяснила Ловиса. – Их офис находится в Женеве, хотя деньги мы получаем не оттуда. Мой отец владеет несколькими бутиками «Иса».

Анника снова опустила взгляд в свой блокнот. Ловиса поняла суть ее вопроса, она почувствовала, как ее щеки покраснели.

– Мой муж родился в Швеции, – продолжила Ловиса, и ее голос стал теперь ровнее и суше, чем раньше. – Его родители из Найроби, оба врачи, отец Самуэля заведует отделением интенсивной терапии в Сёдерской больнице, именно он занимается Ингемаром.

Анника приложила максимум усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Ловиса дала дочери чашку-непроливайку с красным содержимым.

– И как у него дела? – спросила Анника.

Ловиса одарила ее невеселым взглядом.

– У отца Самуэля? Хорошо, спасибо. Мы прочитали в «Квельспрессен», что он врач Ингемара. Нам он никогда ничего о своих пациентах не говорит.

Анника попыталась улыбнуться, но без успеха. Она решила оставить в покое семейство Ловисы.

– Значит, ты знала Нору еще с детства? Вы ходили в один класс?

Ловиса измельчила банан, которым пыталась покормить дочь, но дальше дело не пошло.

– Она училась в одном классе с Марикой, моей сестрой, на два года младше меня. Нора была немного… как бы это сказать… грустной в раннем детстве. Отчасти по причине заикания, но также из-за матери. Та постоянно болела, а потом умерла.

– Вот как, – сказала Анника.

– Рак груди, – продолжила Ловиса и попыталась засунуть измельченный банан в рот девочке. – У нее не было волос, как я помню… Она умерла, когда Нора и Марика ходили в четвертый класс. Сколько же это лет? Десять?

– А у Норы были родные братья или сестры? И она жила только с отцом?

– Он руководил фарфоровым заводом. И тоже умер несколько лет назад.

Анника посмотрела на пометки в своем блокноте.

– Твоя сестра все еще общается с Норой?