Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая

Всю огромную территорию под названием «Ракетный полигон Видсель», естественно, запрещалось посещать простым смертным, но там не было никаких ограждений. Просто по наружному краю через каждые тридцать метров стояли таблички, просвещавшие всех и каждого, что нельзя проходить дальше, поскольку можно попасть под ракетный обстрел. И одновременно через все его пространство проходила обычная дорога. По ней разрешалось ездить на любом транспорте, но не останавливаться и не ходить пешком. В некоторых местах даже поставили камеры, но в очень небольшом количестве, и их не составляло труда избежать.

Именно там они и избавились от своего груза, где уж точно на него не наткнулись бы грибники или прогуливающиеся собачники. Единственное, что могло бы найти ее останки, так это бомбы или гранаты. Но они ведь не умели говорить.

Все было очень просто. Человеческие кости очень трудно отличить от костей других млекопитающих. На вид, как принадлежащие гомо сапиенс, можно с полной уверенностью идентифицировать только череп, ступни ног, кисти рук и грудную клетку. Все остальное с таким же успехом может оказаться останками оленя, коровы, лося или какого-то другого не самого крупного животного.

Поэтому они отрубили голову, ступни и кисти и похоронили их глубоко и тщательно. Ребра же легко сломали обычным ломом. А потом дикие звери довершили работу. Конечно, по непостижимой причине в Норботтене не было ни одного волка, но хватало росомах, рысей, медведей и прочих хищников в тех девственных лесах, чтобы останки смогли исчезнуть за несколько дней. И честно говоря, они даже проверили это на опыте с помощью краденой свиньи, прежде чем поступить так же с настоящими отходами.

И через две недели части хрюшки оказались растащенными по территории в четыре квадратных километра.

Виола Сёдерланд стала первой настоящей жертвой. Где она находилась сегодня, было совершенно невозможно установить. Вероятно, ее кости валялись на пространстве от Вуо ллерима до Порьюса на север и до Сикфорса на юг.

Помимо черепа, кистей и ступней, которые покоились глубоко в земле примерно в пятидесяти метрах от государственной автострады, проходившей через тогдашний ракетный полигон Норланд.

Где находилась Нора, было, однако, еще труднее сказать.

Она считалась самым хитрым смурфом организации. Но, как ни печально, все глубже влезала в долги и больше не выполняла квоту, а когда организация предложила ей компромисс, отказалась. И в довершение всего, судя по определенным признакам, начала припрятывать деньги, а это уже переходило все границы. А сейчас она и вовсе пропала, что (с его точки зрения) было хуже всего. Он и его точная копия получили задание ликвидировать Нору и не сумели до нее добраться. Они не могли понять, куда она запропастилась, и ее муж тоже не знал этого. В чем они абсолютно не сомневались. И даже оставили беднягу в живых, лишь бы вытащить Нору на свет снова, но, похоже, не сработало и это. (И пьяница Экблад ничего не знал, в чем они убедились почти сразу же.)

Поэтому они сообщили в Москву, что Норы больше нет, так ведь все обстояло, а сегодня утром пришла оплата за выполненную работу на счет его лесной фирмы в уважаемом шведском Кредитном банке.

Он закрыл глаза и с помощью ноздрей отметил для себя разницу в температуре вдыхаемого и выдыхаемого воздуха.

Одно не вызывало сомнений. Если работодатели узнают, что они солгали и провалили свою миссию, им стоило бы считать за счастье, если для них все закончится только простой пыткой Spread-eagle.

Ему стало не по себе от этой мысли, и он на всякий случай быстро протестировал свое тело, как бы проверяя, что оно по-прежнему целиком принадлежит ему.

Им оставалось только надеяться, что Нора собственноручно закопалась так глубоко, что никогда не покажется на поверхности. А если она когда-нибудь даст о себе знать кому-то из своих близких, он рассчитывал сразу получить об этом информацию, сам ведь принял все необходимые меры, и тогда не только сама малышка Нора исчезнет, но также и все ее потомство. О чем Нора прекрасно знала, поскольку он лично предупреждал ее об этом.

Он позволил себе расслабиться.

Задание ведь они вроде как выполнили, ему нечего было бояться.

А вечером он собирался посмотреть телевизор и дать отдых душе и телу. Пятница все-таки. Может, съесть что-нибудь вкусное? Индийское, пожалуй?

Ветер, ударивший Аннике в лицо, когда она шагнула на улицу из подземки, оказался опьяняюще теплым и загазованным. Она на мгновение остановилась на выходе из мет ро, закрыла глаза от восторга и получила удар локтем в спину.

Эти улицы, сухие и пыльные, были сейчас по-настоящему ее, и таким им предстояло оставаться и в будущем – она никуда не собиралась переезжать отсюда. И они стали как бы ближе ей теперь, реальнее, ощущение пребывания в сказке немного уменьшилось.

Даже их общая с Джимми табличка на двери уже более напоминала самую обычную, словно подрастеряла свои магические свойства.

Серена стояла в прихожей, когда она вошла в свою (!) квартиру.

– Привет, – сказала Анника и стащила с себя сапоги. – Калле и Эллен пришли домой?

– Нет, только я.

– Как дела в школе?

Девочка была в одной из тех туник в стиле 60-х годов, которые получила от своей матери, тесноватой ей в плечах и немного коротковатой. Она зло посмотрела на Аннику блестящими черными глазами.

– Почему ты спрашиваешь? Какое тебе до этого дело?

Анника сняла с себя куртку и пристроила ее на вешалку.

«Надо держать себя в руках, ты взрослая, значит, должна быть умнее».

– Я беспокоюсь о тебе, Серена, – сказала она как можно более дружелюбным тоном. – И хочу узнать тебя лучше, нам же, я надеюсь, предстоит долго жить вместе, тебе и мне.

Девочка сделала шаг назад, ее лицо перекосила гримаса ненависти.

– Меня тошнит от твоих длинных волос и больших сисек, – сказала она, – и от твоей работы тоже, и я не хочу быть с тобой, по мне лучше, если бы ты умерла!

От ее слов у Анники перехватило дыхание. Основная реакция пришла секундой позднее, у нее потемнело в глазах, все заслонила собой рвущаяся на свободу злоба.

«Чертова соплячка! Вырядилась в свое дурацкое платье и строит из себя неизвестно что. Твоей собственной мамочке ты не нужна. Возможно, я отвратительно выгляжу, и моя работа полное дерьмо, но я никогда не бросала моих детей ради места в каком-то правительственном здании в Йоханнесбурге. Я здесь! Стараюсь для всех! А может, ты и не заслуживаешь лучшего, чертова негритянка!»

Она настолько устыдилась последней мысли, что покачнулась, и ей пришлось вцепиться в дверной косяк, лишь бы не упасть. А когда способность дышать снова вернулась к ней, она втянула воздух вместе с воем душевной боли и отчаяния, обессиленная, опустилась на скамейку в прихожей, закрыла лицо руками и зарыдала. Сквозь пальцы она видела, что ноги девочки по-прежнему оставались около полки для шляп. Анника зажмурила глаза и продолжала выть, будучи не в состоянии остановиться.