Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл

– Люсьен, я разрешаю тебе погулять. Сегодня выдался пригожий денек.

– Почему бы тебе не отправить Люсьена к Марку? Ему с ним не будет скучно.

Мы много разговаривали о Марке. А разве не об этом беседуют женщины? Когда отношения в семье не ладятся, женщины обсуждают свои проблемы с женщинами, анализируют, предсказывают, строят гипотезы… В Лондоне я с подругами часто занималась этим в пабе. Мы поддерживали друг друга, когда на нашем пути случались романы и разводы, влюбленности и расставания.

С Амалией я занималась примерно тем же. Она добровольно взяла на себя роль, как выражаются консультанты по проблемам семьи, «критично настроенной подруги». По крайней мере, так мне казалось. Амалия была недовольна тем, как я воспринимаю насилие с его стороны.

– Он один раз в жизни поднял на меня руку, Амалия. Это никак не характеризирует его как человека.

– Не согласна.

Амалия никогда не ела и ничего не пила за столом. Она сидела прямо и как-то сгруппированно, словно человек, занимающийся йогой. Кисти рук с переплетенными пальцами неподвижно лежали у нее на коленях. Она всегда смотрела на меня, даже тогда, когда я отворачивалась.

– Он ударил раз, ударит и во второй. Не забывай о той драке в Ленфорде. Ты его вовремя не поставила на место. Мужчины похожи на детей. Они так же подвержены внезапным вспышкам гнева. Если уж мужчина начал, то будет и дальше избивать свою женщину.

Однажды после полудня неприязнь Амалии к Марку предстала во всей своей красе. Мы с Люсьеном, взяв подстилку, пошли вниз по полю, намереваясь вместе почитать. Наше мирное времяпрепровождение нарушили донесшиеся издалека крики и такой визг, словно в драке сцепились две лисы. Люсьен крепко ухватился обеими ручками за книгу. Я приказала внуку отнести подстилку к калитке и ждать меня там, а сама со всех ног бросилась на крики. Сердце мое нещадно стучало в груди. Я тщетно пыталась понять, что же происходит, по долетающим до меня обрывкам фраз. А потом я увидела…

Марк и Амалия стояли у передней двери дома, через которую мы никогда не ходили. Я понятия не имела, почему они оказались там вместе. Амалия походила на испанскую статую святой, которую носят по улицам во время Семана Санта [35], такая же бездвижная и грозная, вся белая, словно бы вырезанная из дерева. Марк, коричнево-грязный и подвижный, нервно дергал ногами, словно пинал тяжелыми ботинками воздух. Он топал на месте и махал сжатыми в кулаки руками.

До меня долетали лишь обрывки сказанного им. Ответы Амалии, если она вообще отвечала, уносил ветер.

– Не твое… Что хотеть, что… Я не могу видеть…

Оставив калитку открытой, я прибавила шагу, преодолевая остаток расстояния. Я знала, что не имею права опоздать. Я хотела крикнуть им, чтобы прекратили, но не смогла. Когда я подбежала достаточно близко, чтобы видеть выражения их лиц и слышать все, что они произносят, единственным моим желанием было добиться, чтобы они отсюда ушли, чтобы не видели друг друга.

– Убирайтесь! – крикнула я. – Уходите отсюда!

Амалия среагировала на мой крик первой:

– Видишь, Марк, она хочет, чтобы ты убирался отсюда.

Достаточно поднаторев в том, чтобы учуять ярость по запаху, я видела, как напряглось тело мужа, как налились силой мускулы его плеч, словно они жили своей жизнью. Его красивое лицо исказила судорога. Он покраснел.

– Я никуда отсюда не уеду, Амалия. Это, блин, мой дом! Я знаю, чего ты хочешь, но ты этого не получишь.

– Чего или кого, Марк?

– Я могу позвонить в полицию, и вас всех отсюда выбросят, и тебя, и твоих дьяволиц…

Он потянулся к мобильному телефону.

– Не надо, Марк.

Произнесено это было вполне обдуманно. Я протянула руку к его мобильнику.

Марк отступил от меня и отрицательно замотал головой, словно загнанное в угол животное, которое наблюдает, как загонщики окружают его, готовя сети. Он отчаянно вертел головой, глядя то на Амалию, стоящую перед ним, то на меня, подошедшую сзади.

– Видишь? Меня пригласила Рут, – улыбнувшись, произнесла Амалия.

Она держала руки ладонями перед собой как признак миролюбия.

Марк набросился на нее, схватил за хлопчатобумажную блузку свободного покроя. Ткань в его руках затрещала. Я повисла на муже, стараясь оттащить от Амалии.

– Остановись! Прекрати! Ты потом пожалеешь!

Я кричала все, что приходило мне на ум, но, казалось, он просто не может ее отпустить. Его пальцы мертвой хваткой вцепились в ткань. Я отгибала эти пальцы один за другим, начиная с мизинца, чтобы ослабить захват, а потом Марк, оступившись, повалился назад, а Амалия осталась стоять, прямая и непреклонная. В прорехе разорванной блузки стала видна ее белая грудь. Люсьен дрожал, стоя у калитки. Он заслонил лицо шотландским пледом, который мы собирались постелить и расположиться на нем.

После того случая Марк старался находиться в амбаре и прочих хозяйственных постройках. Амалия приходила часто. Наша жизнь превратилась в рутину, состоящую из работы, богослужений и дружбы. Единственная новообретенная мной социальная роль, которая вызывала осуждение со стороны Амалии, состояла в том, что я вновь стала матерью, а еще учительницей. Я наслаждалась каждым моментом, каждым мигом пребывания в этих двух ипостасях.

Я обещала Энджи, что попробую устроить Люсьена в школу, но даже не попыталась этого сделать. Мальчик безнадежно отставал, и дело было не только в том, что он почти не ходил в школу. При моем педагогическом опыте я прекрасно понимала, какие ярлыки они ему навесят, например «синдром дефицита внимания при гиперактивности» и «проблемы, связанные с конкретными трудностями в обучении». Они внесут Люсьена в списки, протестируют его согласно своим критериям и занесут в соответствующие графы информацию о том, что его мать во время беременности употребляла алкоголь и наркотики, что и привело к отставанию в развитии. Но не нужно вешать на Люсьена никаких ярлыков. Он мой внук – и точка! Велл стал его идеальной школой, а Веллспринг – лучшим из всех возможных классов. Он был зачарован этим местом. Мы вместе построили муравьиную ферму, ловили дождь, который выпадал в ночное время, а днем наблюдали, как вода испаряется, писали стихи о закате, изучали математику по числу яиц, которые мы сможем собрать к Рождеству. Однажды утром, когда мы у озера искали грибы и по моему справочнику пытались определить, где шампиньон августовский, а где обыкновенный, где опята, а где белые грибы, к нам подошла Амалия.

– Что здесь происходит? – Ее голос был преисполнен благоговейного ужаса. – Это священная земля!

– Бабушка Р рассказывает мне о грибах. Некоторые из них очень-очень плохие! – произнес Люсьен, и глаза у него сверкали, как у обычного мальчишки, который совсем недавно открыл мир комиксов супергероев и злодеев.