Эрик-Эмманюэль Шмитт - Яд любви. Отель двух миров (сборник)

Дедушка единственный чувствовал, что она существует, он один вел себя с ней правильно и достойно, тот самый дедушка, которого Рафаэль принимала за старого жалкого сумасшедшего.

– Любовь существует, Коломба! Мои бабушка и дедушка тому подтверждение, любовь может длиться всю жизнь. Любовь страдает, но не умирает.

Она права. Но почему ей так важно повторять этот вздор? Я допускаю, что увлечения длятся столько, сколько длятся. В чем проблема? Я живу на земле не для того, чтобы совершать достижения, а чтобы быть счастливой.

– Коломба, мы ошибаемся во всем… Если есть сознание внутри тела, которое, кажется, его лишено, кто нам докажет, что нет жизни после смерти?

Глядя на труп, мы совершаем ту же ошибку: доверяемся видимости.

Мы не замечаем сознания в теле, обреченном на растительное существование; мы не замечаем сознания, глядя на недвижное тело. Душа невидима.

Рафаэль меня поразила, хоть я и не любительница рассуждать на подобные темы. Мы говорили с Джулией, она сказала с отвращением:

– Надеюсь, вы ошибаетесь и смерть нас освобождает. Если конца нет, стало быть, это все будет длиться бесконечно?

От Джулии обалдеть можно в последнее время, с каждым днем все больше. Ее утверждения категоричны. Можно подумать, что она террорист-фанатик на службе собственных идей.

Сегодня, например, заметив фотографию бабушки и дедушки, которую теперь носит с собой Рафаэль, Джулия выхватила ее, стала рассматривать.

– Так вот как выглядели Ромео и Джульетта, если бы их родители прекратили распрю? – со вздохом произнесла она. – Вечные влюбленные, которым обстоятельства позволили остаться вместе? Какой ужас! Тщедушные старики, похожие на черепах.

Рафаэль оскорбилась и назвала Джулию монстром, Джулия в ответ обозвала ее внучкой монстров. Они бы повыдергали друг другу волосы, если бы не прозвенел звонок.

В любом случае я осторожно наблюдаю. Я знаю теперь причину противоречий между ними. Рафаэль призналась мне, что у нее роман с Теренсом и что ей неловко смотреть на Джулию. Знает ли та, какое место занимает Теренс в жизни Рафаэль? Каждый раз, когда Рафаэль просит объяснений у своего англичанина, он отвечает, что не желает затрагивать эту болезненную тему.

Я-то чувствую, что Теренс все-таки упоминает о Рафаэль, потому что Джулия, похоже, ведет себя с Рафаэль очень сдержанно. Тут явно что-то кроется.

С ней что-то не так… с Джулией… На уроке французского в среду мадам Ромили, пользуясь тем, что готовится постановка «Ромео и Джульетты», устроила обсуждение пьесы. Каждый говорил, что ему это дало, чем разочаровало… и т. д.

Анушка сказала, что драма напугала своим необузданным буйством.

Я обратила внимание на тот факт, что Ромео чуть было не связался с другой девушкой, недоступной Розалиндой, и Джульетта появилась в этой истории, когда Ромео остался один.

Рафаэль испытывает симпатию к обоим героям, потому что они нарушают запреты.

А Джулия развила какую-то сложную теорию, якобы Шекспир написал эту пьесу, чтобы излечить нас от любви, а не чтобы ее превознести. Любовь затуманивает рассудок молодых людей, они забывают свои семьи, кланы, к которым принадлежат, – Капулетти и Монтекки, позорят себя, любовь заставляет Джульетту изобразить мертвенное оцепенение, не предупредив жениха, любовь заставляет Ромео выпить яд, как только он видит свою суженую распростертой на каменном полу. Разве не следовало ему подойти к ней и убедиться, что она еще дышит, растормошить ее?

– Нужно быть дебилом, – добавила Джулия, – чтобы настолько утратить способность рассуждать здраво. Шекспир любил не любовь, а только ее начало, первую встречу. Остальное казалось ему бессмысленным, даже гибельным.

Мадам Ромили нервно сглотнула во время обличительной речи Джулии. Очевидно, она никогда не рассматривала пьесу с такой точки зрения.

– И тем не менее именно ты, Джулия, насколько я поняла, будешь играть Джульетту?

– Да.

– Как ты можешь воплощать персонаж, который ты осуждаешь?

– Я не осуждаю Джульетту, я осуждаю любовь, как и Шекспир. Лично я ничем не лучше Джульетты. И я идентифицирую себя с ней.

– В какой момент?

– Таких моментов два.

– А именно?

– Когда она влюбляется. И когда умирает.

– Когда она умирает, да? А почему?

– Она выбирает смерть, а в любви она не могла выбирать, в любви не выбирают. И к тому же она избегает старения.

– Нет ничего ужасного в старении, – возразила мадам Ромили, ей за пятьдесят.

– Это вы так думаете, мадам.

Вот новая Джулия этих последних недель. Ужас, ужас, ужас, как говорит Анушка.

Никогда я так еще не радовалась. Мы с Теренсом пишем друг другу нежные страстные послания днем и ночью. «На легких крыльях страсти через эту я стену перенесся… Удержать ли любовь преградам каменным?..» [10]

Ах, скорее к нему. Обнять его. Или нет, лучше позволить ему заключить меня в объятия. Да какая разница! Прикасаться друг к другу, вдыхать, сжимать, целоваться.

Увы, его не будет в Лондоне в те выходные, когда я могу приехать. Ладно, пусть это будет позже.

Сегодня вечером я прижимаюсь к подушке с мыслью о нем.

Огюстена скоро выпустят. Владелец гаража забрал жалобу, потому что родители Огюстена пообещали все оплатить и дать еще денег сверху.

Мари трясется. Теперь она знает, что он вернется, но не знает, чего она сама хочет – видеть его или бежать от него.

Даже если она его все еще любит, она боится человека, которого она не понимает.

Я бы вряд ли отреагировала, как она. Любить не значит знать, это значит гореть. Она становится буржуазной, малышка Мари, она боится огня.

Мне вот не грозит впасть в спячку от рутины. Лукас после поцелуев и признаний вдруг снова стал холоден, как сталь, я отыгрываюсь на Мехди. По нескольку раз на дню мы то ссоримся, то миримся. В чем прелесть? Как только я ухожу от него, он становится другим, новым, незнакомым.

Но все же это начинает меня утомлять. Разрыв, примирение, разрыв: я уже прошла весь круг! Не шибко весело, как картинг, если затянется.

И к тому же нужно было сконцентрироваться на роли кормилицы. Спектакль уже через несколько дней, а у меня все мысли не здесь, и я путаю реплики в сценах. Я думала, Джулия меня расстреляет, когда на днях на вечерней репетиции я выдала фразу из III акта в I акте.

На репетиции это забавно, на представлении мне было бы стыдно.

Меньше недели.

В пятницу мы играем «Ромео и Джульетту».

Я существую только ради этих двух часов.

Есть! Мы с Теренсом назначили дату. Это через две недели, почти сразу после «Ромео и Джульетты». Официально я буду жить у Тельмы. Неофициально отправлюсь к нему. Тельма – подруга моей мамы, я ей рассказала все и послала фотографии Теренса, она считает, что у нас очаровательная история, и согласна нас прикрывать.