Коллектив авторов - Государственность – национальная идея Беларуси

Но о необходимости и перспективности технологического рывка говорят, если мне память не изменяет, с 2005 года. Получая типичную реакцию управленческой системы советского типа: мол, мы тут утвердили государственную программу научно-технического прогресса на 15 лет вперед, повесили табличку «технопарк», и теперь всё в этой области у нас хорошо.

Это главная беда советской цивилизации: системность в ущерб эффективности. Люди, стоя по колено в золотых самородках, тратят время и силы на организацию геологических исследований, когда надо просто наклониться. С советскими технологическими наработками ситуация именно такова: их надо просто взять и рассортировать. Самостоятельные исследования, конечно, надо вести, – но и пренебрегать почти готовыми технологиями просто нелепо.

Подводя итог: судьба Белоруссии определяется тем, сможет ли ее власть привить инициативу созданной исполнительской системе, разумно делегировав полномочия, как в тактических, так и в стратегических вопросах.

Для России эта судьба принципиальна: Белоруссия показывает, что государство может служить даже небольшому народу, а не перерабатывать его в личные богатства глобальных монополистов и компрадоров-коррупционеров. Убийство Белоруссии, планомерно осуществляемое сейчас либералами всех мастей, означает для России убийство надежды на справедливость.

Прошла двадцатая годовщина создания в Белоруссии президентской республики и, кроме обычных поздравлений (к которым я, конечно, присоединяюсь), как это обычно и бывает, нужно подводить некоторые итоги и делать какие-то выводы.

Но прежде чем приступить к этому, безусловно, увлекательному занятию, нужно напомнить про ситуацию начала 90-х годов. На протяжении почти всего ХХ века в мире правили две основные идеи: либеральная («Западный» глобальный проект» и коммунистическая («Красный» глобальный проект). Я не буду сейчас вдаваться в тонкости конкретной реализации этих проектов, поскольку у адептов найдутся масса слов «за» для своих проектов и масса «против» для чужих, отмечу только две базовых вещи.

Первая состоит в том, что развитие экономики в рамках углубления разделения труда требовало больших рынков – и кризис «Запада» 70-х годов, приостановленный политикой «рейганомики», и кризис СССР носил не идеологический, а объективный характер: для продолжения развития из двух систем разделения труда должна была остаться только одна, которая должна была захватить рынки сбыта другой системы. СССР в конце 80-х решил, что он проиграл и (не без помощи конкурента) принял решения что виновата в этом – идеология. И, соответственно, отказался от идеи «Красного» проекта.

В то же время сам «Красный» проект (и это как раз вторая базовая вещь) возник еще в XVIII веке, задолго до появления идеи коммунизма, и был альтернативой возникшему тогда же проекту «Западному». Суть их состояла в том, что в XVI веке, после появления капитализма, в Западной Европе был отменен один из фундаментальный запретов в рамках Библейской системы ценностей – запрет на использование ссудного процента. В результате резко ухудшилась социальная стабильность в регионе и за 200 лет стало понятно, что нужно что-то принципиально менять. Было, соответственно, найдено два принципиальных варианта: либо отменять весь остальной набор Библейских заповедей, либо же – возвращать обратно запрет на ссудный процент.

Первый вариант – это, как раз, либерализм. Разумеется, его реализация еще не дошла до, так сказать, максимальной идейной чистоты (хотя по отдельным направлениям приближается), но работа явно идет. Что касается возврата запрета на ростовщичество, то он в «Красном» проекте был введен косвенным образом – в виде запрета на частное присвоение доходов от ссудного процента. Но главный, так сказать, общечеловеческий, вывод, который можно сделать, состоит в том, что в «Красном» проекте государство и власть несло ответственность перед обществом и конкретным человеком, в «Западном» же – нет, за исключением отдельных, четко оговоренных вопросов, в рамках которых, к тому же, государство быстро забывало о своих обязательствах, как только дела в экономике начинали идти хуже.

И весь идеологический пафос конца 80-х – начала 90-х годов сводился к тому, что ответственность государства показалась многим неэффективной, что требовало перейти к механизмам, которые условно можно назвать «невидимая рука рынка». Что и было осуществлено. О последствиях мы здесь говорить не будем, поскольку они и так всем понятны (а кому пока не очень, скоро, по мере развития мирового кризиса, все равно станет понятно), отметим только одно: двадцать лет тому назад нашлось государство, которое смогло этот процесс отказа от традиционной ценностной идеологии повернуть назад. Это – Белоруссия.

И это – подвиг. Подвиг, потому что он шел вразрез с «мнением мирового сообщества», потому, что вызвал дикое раздражение всех и вся. Наконец, потому, что в условиях когда все легли под имперский центр, так сказать, «вашингтонский обком», маленькая и, в общем, достаточно беззащитная страна, которая в принципе не могла иметь самодостаточной экономики, проявила волю и чувство собственного достоинства.

Разумеется, именно из-за того, что это было движение против общей тенденции, нужно было проявить, подчас, абсолютно выдающиеся политические способности для того, чтобы выжить, и руководитель Белоруссии Александр Лукашенко их проявил. В чем, в общем, Белоруссии, можно сказать, повезло. Но если внимательно посмотреть на политические речи Лукашенко, то можно отметить как раз вот это вот главное качество, которое резко его выделяет на общем фоне европейского политического бомонда: это чувство собственного достоинства. И личное, и проявляемое от имени страны.

И по итогам этих двадцати лет Белоруссии стало понятны многие вещи. Во-первых, что кризис в СССР вовсе не был фатальным и были экономические методы, которые могли бы удержать страну. Ну действительно, в Белоруссии, если не считать проблем с отсутствием нефти и газа, экономика профицитна. А если бы она была размером с СССР с присутствием дешевых энергоресурсов, часть из которых можно было продавать?

Во-вторых, стало понятно, что именно либеральная модель, во всяком случае, для стран мировой финансовой периферии, таких, как Россия, сильно менее эффективна, чем предыдущая. Вся неэффективность СССР проигрывает на фоне утечки капитала, деиндустриализации, отсутствия внутренних инвестиций и коррупции – что на фоне опыта Белоруссии выглядит совершенно вопиюще.