Калеб Шарф - Ошибка Коперника. Загадка жизни во Вселенной

Мы сумели дотянуться далеко за пределы нашей планеты. Последние 40 лет космические аппараты «Пионер-10» и «Пионер-11» удаляются от нас в межзвездное пространство. Сейчас они находятся (соответственно) примерно в 16 и 13 миллиардах километров от нас. Зонды «Вояджер-1» и «Вояджер-2», запущенные всего на несколько лет позднее – в 1977 году – углубились еще дальше во Вселенную. «Вояджер-1» находится сейчас более чем в 17 миллиардах километров от нас – это более чем в 100 раз дальше, чем от Земли до Солнца. И он по-прежнему шлет нам сигналы. Слабый шепот радиотелеметрии говорит нам, что зонд добрался туда, где давление излучения от Солнца уже не ощущается и кругом расстилается галактическое пространство. Возможно, космическое путешествие лишь началось, однако зачатки его появились уже давным-давно, еще когда первые гоминиды пробирались по африканской саванне. Перефразируя Карла Сагана [227] Я взял эти слова из книги C. Sagan. Pale Blue Dot: A Vision of the Human Future in Space. New York: Random House, 1994. , можно сказать, что мы всегда были странниками. Возможно, наше подлинное значение в мироздании и коренится в этом стремлении к расширению – и именно эта важнейшая черта и прописана в наших генах в результате естественного отбора. Мы именно таковы. Отчасти поэтому мы уникальны. И именно поэтому мы при желании можем добиться значимости. Не исключено, что исполинские барьеры межзвездного пространства и времени и неукротимые космические силы так и не позволят нам покинуть пределы Солнечной системы во плоти, какими бы головокружительными фантазиями мы ни увлекались, – очень уж хрупка наша телесная оболочка. Но давайте предположим, что мы сумели заметить признаки жизни на другой планете возле другой звезды где-нибудь по соседству в нашей Галактике. Даже если эти признаки – не более чем зарегистрированные в световом спектре химические вещества, которые свидетельствуют о метаболических процессах, свойственных живым существам вроде микробов, остается вероятность, что там могут жить и более сложные организмы. Может быть, там кто-то есть – совершенно чуждый и при этом находящийся в пределах досягаемости.

Открытие подобной биологической сигнатуры стало бы для нас переломным моментом, временем решений. Не исключено, что мы не посчитали бы целесообразным организовывать экспедицию к другому миру, ведь она продлилась бы тысячи лет, а то и десятки тысяч. Однако, возможно, мы решили бы создать своего представителя. Неважно, что бы это был за посланник – сложнейший робот или всего лишь носитель какого-то простого сообщения: его прибытие на другую планету стало бы для нас единственной возможностью придать значение тому обстоятельству, что мы когда-то существовали на неповторимой планете, которую мы называли просто Землей.

В детстве я жил в английской деревне, в тихом захолустье, где было полным-полно флоры и фауны, почвы, воды и воздуха, а иногда витали странные запахи. Когда я рос и превращался из робкого мальчонки в несколько менее кроткого подростка, в числе моих тайных страстей (все-таки я был занудой-отличником) были попытки наладить связь с космосом, добиться единения с бесконечностью, обрести свое место в колоссальной конструкции мироздания. Возможно, все это стоит в одном ряду с обычными подростковыми мечтами об обретении невиданных суперспособностей, о своем загадочном и никому до времени не ведомом прошлом. То ли я был странненький, то ли подобные устремления есть у многих детей – этого я не знаю. Однако вечерами я часто под разными предлогами выскальзывал из-за семейного стола и выходил на улицу, как раз когда небо темнело и показывались первые звезды. Разыскивал тихое местечко подальше от дома. Летом я обычно уходил куда-нибудь в поля шелестящей пшеницы, где стоило сесть или лечь, и тебя уже никто ниоткуда не разглядит. И там я раскрывал глаза как можно шире и выискивал тот самый угол зрения, под которым казалось, будто вселенская ночь окутывает меня, обволакивает, наполняет голову бесконечной пустотой и являет свои несказанные тайны.

Я садился или ложился на колкую стерню, и до меня постепенно доходило, что хотя мерцающая пелена звезд над головой и переполняет меня ощущением собственной незначительности, но от непосредственного окружения было все равно никуда не деться, а реальность почему-то наталкивала меня на мысль, что я – очень важная часть всего этого хитросплетения. В прохладном и влажном вечернем воздухе витали ароматы камней, земли и растений. И хотя все кругом затихало, повсюду шуршали бесчисленные мелкие существа – кто-то устраивается на ночь, кто-то охотится на обитателей дерна и верхних слоев почвы. То и дело издали доносилось мычание одинокой заблудившейся коровы с соседней фермы или уханье такой же одинокой совы.

Все это очень успокаивало – и при этом заставляло остро ощутить волнение от единения с нетронутой природой, и почему-то Вселенная над головой представлялась не столько надменной и безразличной, сколько рабыней ночной земной рутины. Разумеется, я знал, что все мои ощущения, все мысли о вселенском порядке вещей – отчасти иллюзия. Но очень уж они были яркие. Не может же быть такого, чтобы и сам я, и кто-нибудь еще Где-то Там были просто острой приправой, которой посыпана сложная Вселенная: наверняка мы что-нибудь да значим!

А может быть, и нет. Об этом я тоже заставлял себя задуматься. Может быть, мы просто результат трагического несчастного случая и обречены мечтать о важной роли, когда на самом деле не играем вообще никакой.

Я не забыл об этих детских переживаниях и постоянно возвращался к этому вопросу. Как отделить сильнейшие впечатления, которые обеспечивает нам окружающий мир, от страстного желания узнать, каково наше место в мироздании? Главы этой книги и есть попытка хотя бы издалека подойти к решению этой задачи, вооружившись всеми мыслями и открытиями человечества и всем тем, что знаю я сам.

Во время работы над книгой мне пришлось беседовать с самыми разными людьми. Это были и мои коллеги, другие ученые, которым хотелось разобраться в бесконечных подробностях природных механизмов, а потом взять эти подробности и найти им место на просторах космоса. А иногда, а может быть, и чаще всего, мне приходилось разговаривать просто с теми, кто спрашивал меня, чем я занимаюсь. Это были и друзья, и знакомые, и совершенно чужие люди, например, попутчики в поездах и самолетах, да и вообще я находил собеседников в самых неожиданных местах: на футбольном матче, во время прогулки по проселочной дороге, на полпути к вершине горы в Норвегии или в благоуханном сырном отделе людного супермаркета.