Генри Киссинджер - Мировой порядок

Традиционная дипломатия принесла Европе почти столетие мирной жизни, обеспечив международный порядок на хрупком равновесии элементов власти и легитимности. В последней четверти этого столетия равновесие сместилось в сторону власти. Разработчики Версальского соглашения вновь усилили позиции легитимности, предложив международный порядок, который можно поддерживать – если он вообще жизнеспособен – исключительно апелляцией к общим принципам; власть проигнорировали или оставили «как есть», в упадке. Пояс государств, возникших благодаря реализации права на самоопределение, протянулся от Германии до границ Советского Союза – и оказался слишком слабым, чтобы противостоять кому-либо из них; в итоге это привело к сговору между ними. Британия все более отстранялась. Соединенные Штаты, решительно вступившие в войну в 1917 году, несмотря на первоначальное нежелание, быстро утратили свои иллюзии и снова замкнулись в относительной изоляции. Ответственность за обеспечение власти тем самым легла преимущественно на Францию, истощенную войной, утратившую человеческий ресурс и психологическую выносливость и все отчетливее осознававшую, что диспаритет сил между нею и Германией угрожает стать непреодолимым.

Дипломатические документы редко бьют настолько мимо цели, как это случилось с Версальским договором. Слишком карательные для примирения, слишком мягкие для недопущения возрождения амбиций Германии, условия этого договора обрекли опустошенные европейские демократии на постоянную тревогу из-за непримиримой и реваншистски настроенной Германии, а также революционного Советского Союза.

При том, что Германия оказалась вне рамок послевоенного мироустройства, а Версальский договор не сформулировал четко мер по предотвращению возрождения ее амбиций, версальский порядок фактически стимулировал усиление германского ревизионизма. На деле помешать Германии воплотить на практике свое потенциальное стратегическое превосходство могли только дискриминационные условия, которые противоречили моральным убеждениям Соединенных Штатов и, в возрастающей степени, Британии. Едва Германия начала оспаривать условия договора, его соблюдение могли гарантировать лишь угроза безжалостного применения французского оружия и постоянное американское вмешательство в европейские дела. Ни того, ни другого не произошло.

Франция три столетия сохраняла Центральную Европу сперва разделенной, а затем единой – на первом этапе самостоятельно, потом в союзе с Россией. Но после Версаля она утратила такую возможность. Франция была слишком истощена войной, чтобы играть роль полицейского Европы, а Центральную и Восточную Европу вдобавок охватили политические процессы, манипулировать которыми Франция не могла. Оставшись в одиночестве против объединенной Германии, она предпринимала жалкие усилия по насильственному сохранению порядка, но оказалась полностью деморализованной при новом нашествии «исторического кошмара» после прихода к власти Гитлера.

Великие державы пытались институализировать свое отвращение к войне в новой форме международного порядка. Был выдвинут невнятный лозунг международного разоружения, осуществление которого отложили до завершения последующих переговоров. Лиге Наций и ряду межгосударственных соглашений полагалось заменить соперничество с применением оружия в качестве правовых механизмов разрешения споров. Тем не менее пусть членство в новых структурах было почти всеобщим и любая форма нарушения мира официально запрещалась, ни одна страна не демонстрировала готовности выполнять условия договоров. Страны оскорбленные или экспансионистские – Германия, императорская Япония, Италия Муссолини – быстро выяснили, что не существует сколько-нибудь серьезного наказания для нарушителей устава Лиги Наций и для тех, кто из этой организации выходит. В результате в послевоенной Европе сложились два пересекающихся и противоречащих друг другу порядка – первый опирался на правила и нормы международного права (к нему относились в основном западные демократии, взаимодействовавшие между собой), а второй образовали страны, отколовшиеся от системы ради обретения большей свободы действий. Угрожая обоим и маневрируя между во имя собственных целей, особняком стоял Советский Союз – со своей «персональной» концепцией универсального революционного мирового порядка.

В конце концов Версальский договор не сумел обеспечить ни легитимности, ни равновесия сил. Его уязвимость, достойная жалости, была наглядно продемонстрирована на конференции в Локарно в 1925 году: согласно Локарнским договорам, Германия «принимала» текущие границы западных стран и демилитаризацию Рейнской области, на что согласилась в Версале, но отказывалась от соблюдения аналогичных условий в отношении территорий Польши и Чехословакии (явное свидетельство желания утолить аппетит и отомстить за обиды). Как ни удивительно, Франция поддержала заключенные в Локарно договоренности, хотя по этим документам союзники Франции в Восточной Европе официально становились потенциальными жертвами возможного немецкого реванша; это можно счесть своего рода намеком на действия Франции десять лет спустя, в новой кризисной ситуации.

В 1920-е годы Веймарская республика взывала к совести западного мира, противопоставляя суровость и противоречивость Версальского договора более идеалистическим принципам Лиги Наций и курируемого Лигой международного порядка. Гитлер, пришедший к власти в 1933 году, по итогам всенародного референдума оскорбленного немецкого народа отказался от всех ограничений. Он перевооружил страну в нарушение условий Версальского мира и отверг условия Локарнских соглашений, заново оккупировав Рейнскую область. Убедившись в отсутствии значимой реакции, Гитлер приступил к последовательному поглощению государств Центральной и Восточной Европы: сначала Австрия, затем – Чехословакия, потом – Польша.

Отметим, что ситуация 1930-х годов отнюдь не уникальна. В каждую эпоху человечество рождает демонические фигуры, одержимые идеями репрессий и мирового господства. Задача государственных деятелей состоит в том, чтобы предотвратить их приход к власти и сохранить международный порядок, способный их остановить, если они все-таки прорвутся наверх. Увы, ядовитая смесь мещанского пацифизма, геополитических перекосов и разобщенности союзников, характерная для межвоенных лет, лишила их такой возможности.

Европа строила международный порядок на протяжении трех столетий вооруженных конфликтов. И отвергла его, поскольку европейские лидеры не понимали последствий вступления в Первую мировую войну; позднее последствия нового пожара они уже сознавали, но испугались необходимости решительных действий. История коллапса международного порядка есть рассказ об отречении и даже самоубийстве. Отказавшись от принципов Вестфальского мира и неохотно применяя силу для отстаивания провозглашенных моральных альтернатив, Европа оказалась ввергнутой в новую войну, которая по своему завершению вновь поставила вопрос о пересмотре европейского порядка.