Эндрю Робертс - Черчилль и Гитлер

Чемберлену оставалось спросить лидеров лейбористов, готовы ли они войти в его правительство или же хотят работать под руководством кого-то другого. Когда Эттли и его заместитель Артур Гринвуд прибыли на Даунинг-стрит, 10, они сказали, что посоветуются со своими коллегами в Борнмуте и на следующий день сообщат о своем решении по телефону, но они также в неофициальном порядке предупредили Чемберлена, что лейбористы вряд ли захотят работать под его руководством. После его речи на слушаниях по Норвежской кампании Эттли едва мог сказать что-то другое. Через считанные часы, на рассвете 10 мая, Гитлер начал «блицкриг» на Западном фронте. То, что Гитлер двинулся в наступление в тот же самый день, когда Чемберлен подал в отставку, являлось одним из величайших совпадений в истории, но и только. Ничто не указывает на то, что на выбор момента для нападения повлиял разыгравшийся в Великобритании политический кризис.

Первое после начала наступления Гитлера на Западном фронте заседание кабинета министров состоялось в пятницу, 10 мая, в 8.00 утра. Нельзя сказать, что новости были такими уж неожиданными; менее чем за неделю до этого Галифакс предупредил все английские посольства, что «по-видимому, скоро мы сами испытаем всю силу немецкого удара». Правительство знало, как Бельгия и Голландия, до того сохранявшие нейтралитет, были захвачены в попытке выдвинуться за «линию Мажино», и таким образом был нанесен сокрушительный удар по Франции. К началу следующего заседания правительства, которое состоялось в 11.30 утра, Чемберлен решил, к своему удовольствию, чего не скажешь об остальных, что ситуация на фронте настолько серьезна, что позволяет ему отсрочить свою отставку. Как можно менять правительство в самый разгар кризиса? – вопрошал он.

Именно тогда лорд-хранитель печати, сэр Кингсли Вуд, до того момента лояльный к Чемберлену, прямо заявил премьер-министру, что, напротив, новый кризис означает, что тот должен немедленно сложить свои полномочия. Министр авиации, сэр Сэмюэль Хор, отмечал: «Никто, кроме меня, не произнес ни слова. Эдвард [Галифакс] совершенно оробел». Многие министры, собравшиеся за столом, особенно Уинстон Черчилль, но, возможно, также и Галифакс, понимали, что новая опасная ситуация на континенте настоятельно указывала на то, что Чемберлен должен уйти. Лишь немногим было известно о том, что днем ранее Вуд приезжал к Черчиллю с тем, чтобы уговорить его бороться за пост премьер-министра, или же в награду за свое быстрое превращение он вскоре станет канцлером казначейства.

Когда лидеры лейбористов позвонили из Борнмута, чтобы сказать, что партия войдет в коалиционное правительство, но без Чемберлена, это окончательно решило судьбу премьер-министра. Следует, однако, отметить, что они оказались не в состоянии решить, кто же будет новым премьер-министром. Ошибочно думать, как это на протяжении десятилетий упорно делают такие политики, как Рой Хаттерсли, Джулиан Критчли, Майкл Фут и Барбара Кэстл, что это лейбористы сделали Черчилля премьер-министром. На самом деле в то время партия объявила, что готова работать под руководством Галифакса; выбор, таким образом, был за Чемберленом и королем. Находясь в Палате общин в меньшинстве, лейбористы едва ли были способны на большее.

Днем Чемберлен предпринял последнюю попытку убедить Галифакса изменить мнение и согласиться занять пост премьер-министра, несмотря на достигнутую днем ранее договоренность с Черчиллем. Лорд Дангласс позвонил по телефону в министерство иностранных дел Генри «Чипс» Ченнону, с тем чтобы тот попросил заместителя министра, Рэба Батлера, попытаться убедить Галифакса принять назначение. Когда Батлер вошел в кабинет министра иностранных дел, ему было сказано, что Галифакс уехал к дантисту и с ним никак нельзя связаться. Вот почему Чемберлен отправился в Букингемский дворец, где король Георг VI принял его отставку и, как он писал в своем дневнике, «сказал, что, по моему мнению, с ним поступили ужасно несправедливо, и что ему ужасно жаль, что возникли все эти разногласия». Когда они вернулись к вопросу о преемнике, король «конечно же, предложил Галифакса» как «очевидного кандидата», но Чемберлен сказал ему, что Галифакс «не в восторге от этого». Король не воспользовался своим правом напрямую обратиться к Галифаксу с личной просьбой, хотя, возможно, ему бы удалось заставить того изменить свое мнение.

Вместо этого в 18.00 10 мая назначение на пост премьер-министра принял Черчилль. Король был не в восторге от кандидатуры Черчилля, отчасти, возможно, из-за опрометчивого решения поддержать во время конституционного кризиса его брата, короля Эдуарда VIII. Тем не менее, когда стало ясно, что его долг, как монарха, назначить Черчилля на пост, он смягчил существовавшую неловкость шуткой. Как вспоминал сам Черчилль: «Его Величество принял меня весьма благосклонно и предложил сесть. Какое-то время он смотрел на меня пытливо и насмешливо, а затем спросил: «Полагаю, вам неизвестно, почему я послал за вами?». Подхватив его тон, я ответил: «Сэр, я просто не представляю». Он рассмеялся и сказал: «Я хочу просить вас сформировать правительство». Я ответил, что непременно это сделаю».

Черчилль знал, что первым делом он должен пригласить лейбористов и либералов войти в правительство, которое он позднее назвал «большой коалицией», так что он попросил Эттли и Артура Гринвуда присоединиться к резко поредевшему военному кабинету, в который вместе с Чемберленом и Галифаксом входило пять человек. Черчилль понимал, что ему также следует установить хорошие отношения с консерваторами, поскольку, как он написал тем вечером Чемберлену: «Я всецело в вашем распоряжении»

В 21.00 Чемберлен объявил о своей отставке в радиообращении к народу, призвав поддержать своего преемника. Наша нынешняя королева, которой в то время было четырнадцать лет, сказала своей матери, что это потрясло ее до слез. Тем временем Черчилль работал до самой ночи, и когда он в три часа утра наконец добрался до постели, то «ощущал глубокое облегчение. Наконец у меня была полная власть отдавать распоряжения. Я чувствовал себя так, как будто меня ведет судьба, и что вся моя прошлая жизнь была лишь подготовкой к этому моменту и этому испытанию».

21 июня 1940 г. Гитлер посетил расположенный в Компьене, недалеко от Парижа, мемориал, посвященный победе над Германией в Первой мировой войне. Корреспондент одной из американских газет, Уильям Ширер, так описал язык тела, на котором Гитлер говорил в тот триумфальный день:

Он подходит к памятнику, и в каждом его движении ясно читается презрение… Он медленно обводит взглядом поляну… Внезапно, как будто его лицо не достаточно выражает обуревающие его чувства, он встает в позу, полностью соответствующую его настроению. Мгновенно он упирает руки в боки, широко разводит в стороны локти и расставляет ноги. Всем своим видом он демонстрирует откровенное пренебрежение к этому месту и всему, что оно олицетворяло на протяжении прошедших двадцати двух лет, являясь, таким образом, символом унижения Германской империи.