Людвиг Стомма - Переоцененные события истории. Книга исторических заблуждений

В четырнадцатый день, то есть февраля 28, турки, совершив скверный свой пост, прикатили вновь пушки к стенам города, и начали стрелять из ручниц и луков так сильно, что греки не в силах будучи стоять на стенах, укрылись, и тайно стреляли в турок из пушек и пищалей и многих убивали. Турки же, не видя на стенах никого, с криком приступили ближе с лестницами, турами, огнем и различными стенобитными орудиями, надеясь тогда же овладеть городом, но греки мужественно отражали нападения их.

Константин, разъезжая по всему городу, возбуждал мужество воинов и повелел звонить во все колокола, дабы стекались для защиты из всех концов города. Тогда звон колоколов, удары пушек, треск оружия, плачь и рыдания жен и детей, сгустившийся от огнестрельных орудий и огня дым, представляли такое ужасное зрелище, что нельзя вообразить – казалось, вся земля колебалась и готова была обрушиться в своих основаниях. Эта битва продолжалась целый день, и только при наступлении ночи турки отступили от города и удалились в свой стан. Греки, утомленные битвою и чрезвычайными усилиями, пали как мертвые на землю, и только одна стража не покидала постов своих.

На утро Царь повелел собрать мертвые тела и погребсти их по долгу Христианскому, и оказалось, что одних только главных и знаменитых мужей пало 1740; немцев же и армян до семисот человек. Потом Царь и вельможи обходили градские стены и видели как изнурены были все бывшим ужасным сражением; посмотрев же на стан турецкий, увидели целые рвы мертвых тел и большие громады, наваленные без всякого порядка, так что насчитали убитых до осьмнадцати тысяч. Константин приказал все оставшиеся у городских стен стенобитные турецкие орудия предать огню, а сам с Патриархом и со всем собором и боярами пошел в церковь возблагодарить Бога за отступление турок, полагая при том, что Махомет видя множество убитых своих воинов, потому и не продолжал долее осады. Однако ж Махомет думал совсем иначе.

На другой день Махомет послал своих сбирать мертвые турецкие тела, и Константин приказал грекам им в том нимало не препятствовать, дабы они могли очистить все рвы, заваленные трупами.

Махомет, увидев великое множество турецких трупов, приказал их жечь, и хотя видел, что не сделав большого вреда грекам, потерял столько воинов, однакож от того не потерял своего духа, а призвав начальников велел им вновь готовить сколь можно более пушек и пищалей, и всему воинству быть в стреле к ежечасным нападениям.

Константин же с своей стороны вновь старался приобрести союзников, и по сему предмету рассылал в разные страны посланников с просьбою о подании вспомоществования в крайне бедственных его обстоятельствах. Он посылал неоднократно и к братьям своим, но те решительно не могли оказать ему никакой помощи, потому, что к стечению всех этих горестных положений, они и сами принуждены были вести войны с соседними их землям народами. Только один зиновианин, Князь, именем Зустеней (а по греческим историям геневезский, из города Генева, по имени неизвестный), поспешил на помощь к грекам на двух кораблях и двух катаргах, имея с собою вооруженных шестьсот мужей храбрых, и пройдя сквозь все морское воинство турецкое, приближился благополучно к стенам константинопольским. Князь сей был мужествен и славен, как увидим из последующего.

Увидев пришедших к себе на помощь воинов, Константин весьма обрадовался и поспешил оказать Князю и сопровождавшим его возможные почести, потому что слава, которой пользовался Князь, уже давно была известна в Греции. Князь испросил под свое охранение самое опасное место города, и Констатин прибавил еще две тысячи воинов к храбрым витязям Князя; и он вскоре, поражая турок и прогоняя их от мест охраняемых им, показал свое мужество и необыкновенную храбрость. И не только он занимал свой пост, но непрестанно обходил городские стены, увещевая всех греков не предаваться унынию, а надеяться на вспомоществование Отца Небесного – чем в самое короткое время приобрел любовь и уважение ото всех, и все с чрезвычайным рвением повиновались ему и слушались его.

Через тринадцать дней после первого приступа турки положили сделать второй, и подступив к стенам города с пушками и прочим нужным для осады, открыли самый жаркий огонь. В числе их пушек были две чрезвычайной величины, (как пишут бытописатели, что ядра этих пушек были величиною в пояс стоящего человека) и поставили эти пушки прямо против той части стен, которую охранял Зустеней. При первом ударе стена, бывшая низка и ветха, сильно поколебалась; при втором сокрушилась, и отпала сверху саженей на пять. В третий раз турки не успели уже выстрелить, потому что ночь наступила уже, – тогда Зустеней приказал в ту же ночь заделать проломанное место в стене, и за оною, прямо против того места, сделать другую деревянную стену, и засыпать землею, – что и было исполнено.

На утро турки опять начали стрелять из пушек, и когда разгромили несколько стены, то выстрелили из большой пушки, ожидая, что разрушат стену ту до основания; но ядро пролетело выше стены, захватя только семь зубцов, и ударясь о стену церковную, разлетелось на части. В полдень они стали приготовлять ту пушку ко второму выстрелу, но Зустеней навел свою пушку противу той, и велел выстрелить, и случилось так, что ядро попало прямо в устье большой пушки и разбило ее. Увидев это, Махомет воспалился яростию, и убеждал своих воинов употреблять все силы к одолению греков.

С страшными криками устремились турки и морем и сушею на приступ города. Греки противились как могли, стреляя из пушек и пищалей, и убивали многих турок. Кроме людей Духовного звания, все без исключения греки участвовали в этой битве. Сам Царь, объезжая стены со всеми своими вельможами, укреплял дух сражающихся; также и Зустеней поспевал везде и ободрял воинов, которые, вдруг услышав звон у церквей, произведенный по повелению Константина, укрепились вдвое и храбро дрались с неприятелем. Убитых и раненых было с обеих сторон чрезвычайно много: турки падали беспрестанно, а греки как снопы валились со стен. Кровь текла рекою, и рвы наполненные трупами убитых служили как бы мостом для турок. К счастью греков, ночь прекратила дальнейшие действия, ибо они так утрудились и изнемогли, что падали, быв не в состоянии преодолеть своей слабости. При наступлении ночи и турки удалились в свой стан. Всю ночь был слышен вопль и стоны раненых, оставшихся на месте битвы.

На другой день греческий Царь приказал собрать тела убитых для погребения, и раненых для пользования, – и было собрано мертвых трупов греков, немцев и армян и других пришельцев пять тысяч семьсот человек. После, того Зустеней, взошед на стены, смотрел на трупы турок, и донес Патриарху и Царю, что число убитых неверных должно простираться до тридцати пяти тысяч. Несмотря на сие, Царь слезно плакал, видя падение своих, и не ожидая ниоткуда помощи; но Патриарх и вельможи старались утешить Царя, и все вошедши в церковь, всю ночь молились Господу Богу.