Норман Стоун - Краткая история Турции

Новый революционный режим, возглавленный выдающимся генералом Наполеоном, воспринял все цели своего слабого предшественника. Франция потеряла Индию и Америку, уступив их британцам. Почему же не получить взамен гораздо больший приз – Левант или Ближний Восток? Помимо всего прочего – во всяком случае, для мечтателей, крутящих глобус в Париже, – занятие этого региона позволила бы Франции угрожать британцам в Индии, либо двинувшись сухим путем через потенциально союзную Персию, либо даже прорыв от Суэца до Красного моря канал, пригодный для военных кораблей.

В июле 1789 года, Наполеон, тогда 28-летний, вообразив себя фараоном, тайно провел свои корабли мимо британского флота и высадился в Египте. Он обратил в бегство аристократию мамелюков, составлявшую основу верблюжьей кавалерии, самые же умные из них поняли, как из ситуации можно выжать что-то для себя – освобождение от жесткой тирании турок. Около года все шло неплохо, хотя французы оказались заперты в Египте, потому что британцы под командованием другого харизматичного персонажа, Нельсона, наконец-то отыскали французский флот и разнесли его в клочья.

Затем Наполеон двинулся на собственно турецкую территорию, где потерпел несколько неудач и запятнал свою репутацию, приказав вырезать пленных. В 1799 году, поняв, что потерпел поражение в своей авантюре, он тайно вернулся во Францию, где вскоре объявил себя императором. Но он открыл «Восточный вопрос», а также направил Египет курс на вестернизации. Это было сделано совершенно сознательно, с использованием коренных египтян и французских офицеров, оставшихся в Египте. Именно тогда выдвинулась такая яркая фигура, как Мехмет Али.

Мехмет Али был по происхождению албанцем, но всю жизнь говорил на турецком языке. Он создал в Египте современные и вполне надежные армию и флот; он привлек иностранных специалистов, чтобы модернизировать промышленность; он вторгся в Аравию и поставил под свой контроль фанатичную секту ваххабитов, которая там возникла. Селим III ничего не мог противопоставить ему, поэтому признали его вице-королем – по факту суверенным правителем Египта. Можно даже сказать, как предполагает турецкий историк Шериф Мардин, что в тот период все современное в империи шло из Египта, в то время как Багдад превратился в мертвый груз.

В 1807 году Селим оказался перед угрозой нападения англичан (которое было отражено, потому что французский посол помог организовать оборону столицы), а также перед опасностью новой войны с Россией. Это была странная война, потому что собственные войска Селима, янычары, были слишком заняты своим бизнесом, чтобы двинуться на фронт – в результате туда попала лишь половина от каждого полка. Но в 1812 году Наполеон напал на Россию, и Турции удалось заключить мир, за который пришлось расплатиться значительной территорией вдоль побережья Черного моря и районом к северу от дельты Дуная, именуемом Южной Бессарабией (по-турецки он назывался Бучак , что означает «угол»). Этот район имел большое значение из-за портов, через которые шли торговые суда из Черного моря в Центральную Европу. Австрийцы, хотя и обладали огромным портом Триест, тоже были заинтересованы в дунайском маршруте. Турция оказалась втянута в сферу западного капитализма, и ей требовалось отыскать способ действий. Индия и Китай встали перед той же проблемой – и оба государства рухнули.

Селим III начал строить новую армию – отчасти тайком, в казармах на азиатской стороне Босфора. Там он обучал своих солдат, используя методы Мехмета Али. Однако его проблемы были гораздо серьезней, чем проблемы правителя Египта. В XVIII веке местные вожди, как на Балканах, так и в Анатолии, сначала брали у султанов налоги на откуп, а затем и вовсе стали игнорировать центральную власть. При помощи личных армий они правили своими феодальными владениями – самое большое из них, расположенное в горной стране, охватывающей юг современной Албании, а также север и северо-запад Греции, принадлежало Али-паше из Тепеделена [24]и называлось Эпир. Посетивший его лорд Байрон был зачарован продемонстрированной ему экзотикой восточной власти – огромными подушками, коврами, водопроводом, девушками и мальчиками. Последнее позднее вызвало порицание среди британских официальных лиц: они считали, что турки использовали мальчиков, так как им наскучила полигамия. Вымышленная дочь Али-паши стала героиней романа Дюма «Граф Монте Кристо» – прекрасной Гайде. Еще одно подобное крупное владение находилось на юго-востоке Балкан – это была территория, известная как Румелия, недалеко от самой столицы.

Селим попытался использовать местные полки янычар, чтобы поставить под контроль этих самозваных князей, но все его усилия кончились неудачей. В 1807 году он был свергнут, и престол занял слабоумный Мустафа. Новая армия была распущена. Но затем умный великий визирь, используя поддержку улема и других сил, ненавидевших янычар, организовал свержение Мустафы. В ответ янычары убили Селима, а место султана занял его очень молодой кузен Махмуд II (правил с 1808 по 1839 год). Ему пришлось сыграть очень долгую партию – в каком-то смысле это стало упущенной возможностью поздней империи.

Янычары, мародерствовавшие в Константинополе и других городах – даже в Сирии, – имели основания опасаться нового султана, и Махмуд, получив хороший совет, был очень осторожен. Новая армия была перестроена весьма аккуратно. Султан созвал местных правителей и вождей и договорился с ними о дальнейших действиях. Хотя большинство из них, опасаясь, что на пиру их убьют, не появилось, и соглашение не было выполнено, но оно сослужило свою службу, дав ложное представление о слабости султана. Дела понемногу ползли сами по себе, и иностранные офицеры прибыли, чтобы помочь тренировать «Новую армию». Это и стало реальным началом новой Турции.

Армия и модернизация – хорошая тема. В Атлантическом мире, к которому теперь развернулся прогресс, армия всегда была инструментом, а не вдохновителем. Вне Атлантического мира, где прогресс долгое время находился во власти мракобесных церковных институтов и замшелых местных правителей, именно армия зачатую предлагала наилучшие средства для модернизации; в России или Австрии (и даже во Франции Людовика XIV) лучшее современное образование давала именно армия. Лучшей школой в Вене был кадетский корпус – Терезианум, так же это было с юнкерскими училищами в России или военными школами в Берлине, воспитавшими столь много писателей, от Льва Толстого до Генриха фон Клейста.

Пруссак Гельмут фон Мольтке, творец победы над Францией в 1870 году, тоже стал автором классического литературного произведения – писем из Турции, где в 1830-х годах он служил иностранным военным советником. Еще один пример этого явления можно найти в Нидерландах, когда французские революционные армии победили в битве при Флеру в 1794 году. Они заняли огромный университет Лувена, где в тучах меловой пыли студенты серьезно обсуждали по-латыни, разговаривали ли Адам и Ева друг с другом в вежливой форме или фамильярно. Французы устроили на дворе университета стойло для лошадей, а сам университет превратили в медицинскую и инженерную школу. Современная Турция также должна была создаваться армией, а не как-то иначе. И все-таки до наступления прогресса должны были еще случиться несчастья, и они случились. Сначала получил фактическую независимость Египет. Когда к 1815 году Наполеоновские войны закончились, проблемы добрались и до Балкан. Еще в 1804 году произошел мятеж в Сербии, где некто «Черный Георгий» [25]умудрился на какое-то время сделаться королем, и после десяти лет войны появилась маленькая Сербия – правда, под властью другого короля, который, проявив хитрость, признал султана своим сувереном. Посторонним могло казаться, что христиане сами освободили себя от тирании турок. Но изнутри было видно, что за этим стоит гораздо большее: Черного Георгия поддерживали русские, пока они находились в состоянии войны с Турцией, но затем охладели, когда вместе с турками стали воевать против французов. В любом случае агенты султана использовали его, чтобы разделаться с местными янычарами. Увы, почти ни одно из этих упомянутых национально-освободительных движений не являлось тем, чем себя декларировало. И лучше всего это проявилось на примере Греции.