Пралин Array - Тайны парижских манекенщиц (сборник)

А Он? Действительно ли он придет? Да, и ждет именно меня. Пятьдесят восемь лет, убеленный сединами, но так молод лицом и духом! Чарли Чаплин, кого во Франции – и, вероятно, во всем мире – считают богом все, кто занимается кинематографом.

Я буду сидеть рядом с Ним, робкая до предела, потом понемногу «оттаивающая», настолько он добросердечен и любезен. Он едва говорит по-французски, но его радость жизни, искрометность, чистый смех так противоречат печали большинства его фильмов. Неутомимый человек! Он много говорит, обращаясь в основном ко мне, хотя я не могу… За десертом он без всяких просьб показывает мне танец булочек.

Жан-Пьер Омон с блеском подыгрывает ему. Очаровательная Мишлин Шейрель производит впечатление чуть испуганной молодой светской дамы. Только Соня Хени, похоже, смотрит на меня без особой любви. С сердечным почтением гляжу на Флоренс Марли, красивую, сверкающую драгоценностями. Жан Т. вначале держится в тени, потом обращается ко мне, убеждая откровенно описать страхи, испытанные в самолете. Я млею, чувствуя ту же любезную снисходительность, которую ощутила на радио.

Когда после обеда мы переходим в соседний зал, жена Чарли Чаплина, похожая на Рене Клеман, подходит ко мне, чтобы поболтать. Затем меня под руку берет Манзиарли: «Вы очаровали Чаплина. Он находит вас удивительно простой и говорит, что такое встречается редко. Он остается. Такое случается еще реже». Он остается и начинает допрашивать меня: помню ли я, пою ли я эту «чюдную френч-песню»: «Маленький домик, вы зна… Жаворонок… Я зарежу твою голову!»

Хм! Я в растерянности. Но Т. (ох, уже эти французы!)… он затягивает припев, Чаплин радостно подхватывает его, к ним присоединяются остальные. Получается хор:

Раздаются вопли. Все поднимают бокалы. Студенты! Школяры! Я вместе с Грир Гарсон, Флоренс Марли, Чарли Чаплином! Боже, возможно ли такое! Я оглядываю всех. Щиплю себя. Пережить такое! И не забыть! Рассказать обо всем обеим семьям! О’Нил наготове, делает снимок за снимком. Его искусство и через год и через полвека будет свидетельствовать, что мне ничего не приснилось!

Голливуд! Он подтверждает, что я ему понравилась, поскольку меня держат намного дольше предусмотренного срока. Экскурсия на целый день за пятьдесят миль от гостиницы, в сердце Скалистых гор, в край, где еще много краснокожих. Мы присутствуем на ежегодном представлении «Рамоны».

Поем хором с Марией Монтес и Ж.-П. Омоном

Перекусили по пути. Дорога петляет вверх по похожим на Пиренеи горам. Под жгучим солнцем (единственный недостаток) проходит ни с чем не сравнимый спектакль. Вместо декораций горы, амфитеатр на открытом воздухе, сцена, вырубленная в скале, на которой разворачивается драма, как я поняла, из времен завоевания. Ковбоев исполняют местные парни. У них развевающиеся волосы, и они бросаются за небольшими серебристыми лошадьми, останавливая их на краю пропасти. Конечно, я ничего не понимаю, но околдована и сижу, не сходя с места, долгие часы, пока не воспламеняется запад. И наслаждаюсь фантастическими образами, акустикой, благодаря которой хрип агонизирующего внизу могиканина слышен за двести метров.

Летят дни. Вихрь обедов и коктейлей. «Воздание почестей» (!!!). Ночное заведение, где, переступив порог, мы ждем (вход воспрещен во время танцев), как вдруг из динамика доносится: «…удовольствие встретить здесь посланницу…» (Эти слова я уже понимаю.)

Тут находится еще одна шишка из R.K.O. Несмотря на нашу скромность (меня привел Т.), он хочет, чтобы мы сели за его столик. Там уже сидят Грир Гарсон, божественная, очаровательная, Соня Хени, которая ограничивается коротким: «Good luck»! Мы объедаемся монументальным тортом. Торт испечен по случаю годовщины нашего хозяина.

Неужели завтра утром я иду на чай к Джоан Кроуфорд? [125]Да, эта царственная особа выразила желание…

На этот раз мы едем на машине за сто километров, полтора часа езды. Одноэтажный дом, позади ухоженная лужайка, разбитая, наверное, с помощью компаса. Чернокожая прислуга (как везде) ведет нас вдоль бассейна (как везде) к россыпи типично голливудских небольших столиков с зонтом.

Мы, Т., О’Нил, миссис Гид и я, ожидаем в просторном салоне, пока хозяйка закончит купать детей. Наконец она появляется, в черном облегающем платье с широким поясом. Ее прекрасно одевает Адриан [126], модный местный модельер, о котором нельзя сказать ничего дурного. Она просит прощения. Я пожираю ее глазами (сверкающий взгляд, бесподобные зубы. Чуть ниже ростом, чем я думала).

Она извиняется с грацией: увы, дети! Приводит их: три блондинчика (все они приемыши). Джоан Кроуфорд немного говорит по-французски. Надеюсь, что меня поймут: «Эти духи для вас, мадам, – говорю я, протягивая ей ларчик. – Привезла для вас из Франции». Типичный подарок, такой же, каким я наградила от имени знаменитых парфюмеров Грир Гарсон, супругов Пренс, Флоренс Марли и прочих…

Едва открыв ларчик, Джоан Кроуфорд начинает смеяться. Ужас! В нем бутафория!

Я смущена. В отчаянии! Беру из ее рук ларчик:

– Позвольте мне завтра?..

– Но, – говорит она, – можно сделать проще. Стоит только позвонить.

– Это будет слишком долго. Я…

– Пока мы будем перекусывать.

К какой «службе» она обращается? К каким сверхбыстрым людям?

Мы в ста километрах. Появляется мотоциклист (полицейский штата). Я вручаю ему ключ от номера, объясняю ему…

– О’кей.

Может, он поехал напрямик? Или использовал эстафету, и каждый из участников должен был бы нестись со скоростью 170 км/ч и выше? Едва мы начинаем обед, как прибывает настоящий флакон. Гонщик отказывается от денег. Полиция на службе звезд!

Джоан Кроуфорд провожает нас:

– Хотите ли вы, Мисс Синемонд, сниматься в кино?

– Вовсе нет. Но вернуться сюда с визитом хочу. Ее лицо светится.

– О! Так даже лучше!

Забыла рассказать о поездке в студию Уолта Диснея. Я уже свыклась с американскими масштабами, сказочными владениями, порядком, дисциплиной и не особо удивляюсь. Визит продолжается четыре часа. До изнеможения. Остается воспоминание – кроме гектаров студий художников и фотомастерских – о знаменитом незнакомце, кругленьком пятидесятилетнем человеке, эксклюзивном голосе утенка Дональда. Он окликает нас голосом именно такого тембра и ни на минуту не отойдет от нас. Такова его обязанность, иначе на студии можно заблудиться.

В R.K.O. моя популярность такова, что Уолт Дисней решил лично встретиться со мной, чтобы подарить мне двух черно-желтых Дональдов, один из которых метровой высоты.