Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории

В отличие от большинства офицеров, в 1930-х Бему-Теттельбаху представилась возможность познакомиться с правящей верхушкой нацистов. Будучи помощником фельдмаршала фон Бломберга, он сидел бок о бок с ними на званых обедах и не уставал удивляться тому, что видел. Так, Герингом все восхищались из-за его подвигов в эскадрилье истребителей под началом Рихтгофена во время Первой мировой войны. Геббельс был «любезен», частенько интересовался за бокалом шампанского, какие фильмы видел фельдмаршал, а затем рассказывал о своих любимых фильмах, например о картине «Унесенные ветром», которой не уставал восхищаться. Был и еще один нацистский главарь, о котором Бем-Теттельбах отзывается тепло – Генрих Гиммлер, глава охранных отрядов СС, а с 1936 года – глава политической и уголовной полиции всей Германии: «Он всегда был приятным, обходительным гостем, часто заводил разговоры с молодыми людьми вроде меня, любил расспрашивать о моей службе в военно-воздушных силах, о том, как я справляюсь со своими обязанностями, о том, как долго работаю с Бломбергом и нравится ли мне это, что мне запомнилось из последней поездки в Венгрию и о многом-многом другом». Бему-Теттельбаху казалось тогда, что эти люди прекрасно знают свое дело. Когда, много позже, он узнал об ужасах, которые творил Гиммлер, то просто поверить не мог, что воспитанный человек, с которым он виделся на званых обедах, мог творить подобное. Неприятно признавать это сегодня, но дело было не только в нацистском режиме, который пользовался повсеместным признанием в 1930-х годах, но также во многих представителях нацистской элиты, чьи имена навсегда превратились в синонимы зла» 6.

Эрна Кранц была подростком в 1930-х годах. Сегодня она уже растит внуков и живет за городской чертой Мюнхена. Она помнит первые годы нацистского правления. 1934 год она называет «лучом надежды… не только для безработных, но и для всех остальных, потому что все чувствовали тогда, как восстаем из пепла». Она вспоминает о том, какое влияние оказала нацистская политика на ее собственную семью, и рассказывает следующее: оклады жалованья тогда выросли, у Германии снова появилась жизненная цель. «Я, разумеется, могу говорить лишь о себе самой, – снова и снова подчеркивает она во время нашей беседы, несомненно понимая, что сегодня ее взгляды вряд ли сочтут верными и правильными, – но мне казалось, что время было хорошим. Все нравилось. В стране не было сегодняшнего достатка, но были порядок и дисциплина». После того как мы попросили Эрну Кранц сравнить свою жизнь сегодня с тем, что было при нацистах, в 1930-х, она ответила: «Думаю, тогда нам жилось лучше. Знаю, говорить такое рискованно, и все равно скажу».

Эрна Кранц с теплотой вспоминает о различных увеселениях, которые нацисты организовывали для молодежи, например шествиях и торжествах. Одним из известнейших «театрализованных» шествий была «Ночь амазонок», которую ежегодно устраивали в Мюнхене на протяжении четырех лет начиная с 1936 года. В уцелевшем цветном фильме, запечатлевшем это необычайное событие, мы видим немецких девушек с обнаженной грудью, едущих верхом в карнавальной процессии. Предполагалось, что полуголые молодые женщины представляли живописные исторические картины, включая сцены охоты из греческой мифологии. Эрна Кранц тоже принимала участие в таком параде, правда, не в качестве полуобнаженной девы, а в роли мадам Помпадур, в платье с глубоким вырезом и кринолине. Она не видит в этом представлении ничего, даже близко напоминающего порнографию: «Девушки представали перед зрителями такими, какими их создал сам Бог. Думаю, настоящей целью этих парадов было просто порадовать зрителей и стать примером для подражания». В конце интервью она даже добавляет: «В Сикстинской капелле ведь тоже все голыми изображены!»

Такие мероприятия, как «Ночь амазонок», были не просто торжественными шествиями, устраиваемыми для того, чтобы воплотить в жизнь фантазии нацистских вождей, – в них заключался гораздо более глубокий смысл. По словам Эрны Кранц, цель таких парадов состояла в том, чтобы подчеркнуть избранность немецкой нации: «Немцы уверенно заявляли, что их нация – особенная, что в их жилах кипит чистая кровь новых немцев, что они стоят выше остальных». Идея оказалась заразительной: «У нас тогда поговаривали, мол, если молодым людям твердить каждый день, что они – особенные, то рано или поздно они и сами в это поверят».

Сегодня, когда мы знаем обо всех немыслимых ужасах, ответственность за которые лежит на режиме, людей, которые утверждают, что при нацистах им жилось лучше, чем в наши дни, в лучшем случае высмеют. Однако очень важно, чтобы они, подобно Эрне Кранц, говорили и дальше, потому что без их свидетельств у людей современности может создаться упрощенное, менее опасное видение нацизма – будто люди мучились под гнетом диктатуры с самого начала. Научные исследования показали, что Эрна Кранц – не единственная, кому тогдашняя жизнь представляется в радужных тонах. Более сорока процентов немцев, опрошенных во время исследовательского проекта после войны, подтвердили, что 1930-е годы остались в их памяти как «хорошие времена». А поскольку опрос проводили в 1951 году, когда немцы уже были прекрасно осведомлены о зверствах лагерей смерти военного времени, наличествующая статистика отражает действительное положение вещей.

Сейчас кажется непостижимым или по меньшей мере едва ли понятным с культурно-исторической точки зрения, почему немцы, удивительно разрозненный народ, так легко поддались влиянию одного политического деятеля, хотя и пользовавшегося неслыханным влиянием. Но этому есть и другое объяснение, и чтобы его понять, достаточно представить себя на месте Эрны Кранц и ее семьи в 1934 году. Что хорошего случилось с ними за последние двадцать лет? Война, которая оставила страну без мужчин и обернулась национальным позором; завершилась мирным соглашением, нанесшим стране гибельный экономический ущерб и значительно сократившим ее территорию; принесла свирепствующую инфляцию, которая полностью уничтожила народные сбережения; породила бесконечное множество политических партий, которые только и знали, что грызться между собой, развязала уличные бои между вооруженными приверженцами соперничающих течений, вызвала на свет безработицу, возросшую до невиданного прежде уровня. Разве кажется теперь удивительным тот факт, что очевидная устойчивость, которую принес с собой нацистский режим в 1934 году, была встречена населением радушно?

Какой бы неожиданной ни казалась реакция немцев на режим в 1930-х годах, она меркнет на фоне недавно появившейся информации о печально известной нацистской тайной полиции – гестапо. Если верить сложившемуся стереотипу, гестапо – всемогущее, всевидящее орудие террора, вселяло ужас в людей и держало в страхе все население. Но это весьма далеко от правды. Чтобы докопаться до истины, мы отправились в небольшой городок Вюрцбург в Юго-Западной Германии. На первый взгляд Вюрцбург ничем не отличается от других немецких городов, но кое-что выделяет его среди остальных: он – один из трех городов во всей Европе, где в конце войны нацисты не успели уничтожить документы гестапо. Здесь, в вюрцбургском архиве, покоится около восемнадцати тысяч папок, уцелевших благодаря скорее везению, нежели чьему-то дальновидному замыслу; сотрудники гестапо как раз начали жечь дела, когда в здание вошли американские солдаты. Бумаги жгли в алфавитном порядке, поэтому папок от «А» до «D» уцелело совсем немного; а остальные документы сохранились в полном объеме.