Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории

От советских разведчиков требовали всевозможными способами выжимать из пленных любые полезные сведения, до последней капли. Зинаида Пыткина рассказала нам о том, как допрашивали в ходе военных действий. На первый взгляд эта женщина ничем не отличается от других старушек, ходящих по улицам русских провинциальных городов, закутанных в платки, спасающие от ледяного ветра. Но ее выдают пронизывающий взгляд и несвойственная обычным людям откровенность: Зинаида Пыткина служила во время войны в секретнейшей службе сталинской безопасности – в контрразведке СМЕРШ. До падения коммунистического режима она не осмеливалась рассказывать о том, чем занималась на поле боя, даже самым близким друзьям.

СМЕРШ (сокращенно от «смерть шпионам»), который так часто любят описывать в остросюжетных романах, существовал на самом деле. Официальное название этого органа – Главное управление военной контрразведки, он был учрежден 14 апреля 1943 года, через три месяца после освобождения Сталинграда, вместо Управления особых отделов Народного комиссариата внутренних дел при третьем отделе. Наша гостья по-прежнему осторожна в выражениях: по словам Пыткиной, она и ее коллеги должны были «следить за порядком», но «незаметно». Также в их функции входило выслеживание вражеских агентов и проверка военнослужащих и других лиц, бывших в плену и окружении противника. Сотрудники СМЕРШ также с целью борьбы с предательством и изменой Родине в частях и учреждениях Красной Армии вели слежку за бойцами. Когда Пыткиной сказали, что ее отправляют служить в СМЕРШ (не просилась туда, просто получила назначение), Зинаида испугалась, решив, что, должно быть, сделала что-то не так: «Они искали нарушителей закона, я и подумала, что меня тоже причислили к преступникам».

Мы попросили Пыткину «рассказать о своей работе» в СМЕРШ, и она ответила: «Я должна была выполнять любые полученные приказы». Но чем же она занималась на самом деле? «Чем угодно, всем, что прикажут», – ответила Зинаида. Потом разоткровенничалась и призналась, что вербовала доносчиков среди советских солдат, чтобы те сообщали о вероятных дезертирах. Также участвовала в допросах немецких солдат, взятых в плен советскими группами захвата, – эту сторону своей работы она определяет как «трудную, хитрую, интересную».

Как же во время допроса военнопленных офицеры СМЕРШ узнавали, говорят ли им правду? «Мы с самого начала знали, что может рассказать нам тот или иной пленный, – рассказывает она. – И в СМЕРШ, и в разведке уже имелась часть ожидаемых сведений, а остальное проверяли знатоки своего дела».

«И как же ваши “знатоки” получали нужные сведения?»

«Если он [пленный] молчал, то его заставляли говорить».

«Каким образом? Наливали ему водки?»

«Никогда не видела, чтобы пленных угощали водкой: просто избивали по чем попало, – говорит Зинаида Пыткина. – Передо мной враг, и он отказывается говорить. А “умоешь” его разок-другой – и соловьем разольется… Именно за этим его и брали в плен – чтобы выложил нужные сведения».

«Умывать», как выяснилось, означало бить и пытать. Позднее мы снова спросили: «Как же вы заставляли немцев говорить?» Зинаида ответила еще более уклончиво, с откровенной иронией в голосе: «Скажем так: с теми, кто упорно молчал, обращались “нежно”. А никому ведь не хочется умирать».

Зинаида Пыткина не только при случае участвовала в допросах плененных немцев, но также помогала завершать их печальное путешествие по лабиринтам СМЕРШ – то есть казнила военнопленных. Однажды командир приказал ей «разобраться» с молодым немецким майором по окончании допроса. Снаружи, возле застенка, вырыли яму. Офицеру приказали встать на колени возле нее. Пыткина достала пистолет из кобуры («моя рука не дрогнула»), прицелилась ему в затылок и спустила курок. Тело рухнуло в яму. «Я стреляла с удовольствием, – признается Зинаида, – поскольку немцы не просили пощады, и меня это неизменно злило. А еще я радовалась тому, что исполнила свою задачу. Потом возвращалась в кабинет и выпивала водки».

Когда мы попросили ее рассказать более подробно о чувствах, которые она испытала после хладнокровного убийства немецкого офицера, она ответила следующее: «Я скорблю по нашим бойцам. Когда мы отступали, то потеряли так много совсем молодых ребят, лет семнадцати-восемнадцати. И что же, мне после этого сочувствовать немцам? Да, как член коммунистической партии, я видела в человеке, сидящем передо мной на допросе, врага, убившего моих близких… Да я бы голову ему оторвала, если бы меня попросили. Одним немцем меньше, радовалась я. Спросите его, скольких он сам убил, – неужели вы об этом ни разу не задумались?

Я понимаю, вы недоумеваете – как вообще женщина могла убить мужчину? Сегодня я бы ни за что этого не сделала. Разве только в случае, если бы началась война и я натерпелась столько же, сколько мне довелось пережить в той войне… Они попадали в плен, они не раз убивали русских солдат. Что, мне за это его расцеловать? Я сама просилась в разведку, чтобы лично брать немцев в плен, но мне так ни разу и не разрешили. Женщин на такие дела не посылали, но я очень хотела принять в них участие. Хотела подкрасться к вражеским позициям, взять кого-нибудь в плен и, возможно, даже убить».

Сталину пришлась бы по нраву беспощадность Пыткиной, ведь осенью 1942 года он требовал такого же хладнокровия от всех защитников Сталинграда. Но одной решительностью битвы не выиграть. В ходе операции «Блау» Красная Армия доказала, что научилась обращать в свою пользу даже отступления. Теперь советским бойцам предстояло проявить себя в наступлении. Впервые Красная Армия должна была показать, что может получить превосходство в ведении современной войны с современным вооружением и что теперь ее солдаты обладают не только доблестью, но и пониманием тактики.

Первые признаки этих перемен проявились в начале осени 1942 года в Москве. Сталин говорил по телефону, а Жуков обсуждал с Василевским (которого в 1942 году назначили заместителем народного комиссара обороны) возможные альтернативные сценарии, с которыми могла столкнуться Советская армия на юге. «В ходе этого разговора, – вспоминает Махмуд Гареев, который был в ближайшем окружении командарма, – Жуков сказал: “Нам нужно что-то новое”. Его слова случайно услышал Сталин, который тут же отвлекся от телефона и спросил: “И что же вы предлагаете?” Жуков и Василевский объяснили ему суть своего предложения, на что Сталин ответил: “Даю неделю на изучение ситуации, но никого из Ставки в свои дела не посвящайте”».

В результате этой беседы Красная Армия одержала первую важную победу в этой войне – в операции «Уран». План советских военачальников был весьма честолюбив: они собирались обойти немцев с флангов и окружить 6-ю немецкую армию. Как концепция, так и непосредственная реализация этой операции отчетливо дали понять: Красная Армия станет действовать совсем иначе, по сравнению с отчаянным отступлением под Харьковом пятью месяцами ранее. «Наши многому научились у немцев, – рассказывает Гареев. – Но не только – учились также на собственных ошибках». Планируя операцию «Уран», советские военачальники использовали не только печальный опыт поражения при взятии немцами русских войск «в клещи» в 1941 году, но также вспомнили инновационную теорию механизированных «глубоких операций», предложенную командирами Красной Армии в начале 1930-х годов, но так и не принятую на вооружение. Приняв точку зрения Жукова и Василевского, Сталин проявил не только гибкость, но и цинизм: кому какое дело, что советских офицеров в прошлом решительно осудили за подобную идею? Быть может, в этот раз это стратегическое решение и увенчается успехом.