А. Гилл - На все четыре стороны

Сейчас сонная болезнь переживает новый махровый расцвет. По всей середине Африки, от Конго и Руанды через Уганду и на север, к Судану, она возвращается, потому что за последние двадцать лет в этих краях не прекращались массовые миграции беженцев. Война, политические преследования, голод, гнев краснолицых деревянных богов – в общем, обычная история. И вот что любопытно: цеце подхватывают сонную болезнь от людей, ее способны переносить только два процента мух этого вида, и получить ее они должны лишь во время своей первой кровавой трапезы – жизненный цикл посложней, чем у тегеранского трансвестита. Поэтому медицинским бригадам приходится ехать и искать очаг болезни – место, где много людей заражают много мух, а те, в свою очередь, заражают много людей.

Омуго и есть такой очаг. Иммунитета к сонной болезни нет ни у кого, поэтому врачи вынуждены заниматься не отдельными пациентами, а всем населением сразу. Пятнадцатилетняя программа «Врачей без границ» в Уганде оказалась успешной – цифры падают. Это изнурительный, однообразный труд, положительно повлиявший на статистику; подобные небольшие успехи медицины в Африке, к огромному сожалению, можно пересчитать по пальцам. Но не торопитесь: я пишу эту историю не для того, чтобы сообщить вам приятную новость. Впрочем, вы едва ли на это рассчитывали.

Под большим, раскидистым манго на школьной площадке, в окружении посадок табака и кассавы, санитары, обученные только диагностированию сонной болезни, разбили передвижную лабораторию: поставили стол на козлах и работающую от автомобильного аккумулятора центрифугу, вынесли коробки со шприцами, хирургические перчатки и учетные книги. В течение двух недель они объезжали округу на велосипедах, призывая людей явиться на анализ. При колониальном режиме все было проще. Здоровье населения можно было обеспечивать принудительными мерами: фермеры опрыскивали берега водоемов на своих участках ДДТ, самым эффективным и рентабельным пестицидом, и заботились о проверке состояния рабочих из экономических соображений. Теперь приходится прибегать к уговорам и объяснениям, а это трудно. Это отнимает у африканцев время – и вообще, рассуждают они, зачем лезть на рожон?

Санитаров окружает беспокойная толпа школьников – они пихаются и смеются. Девочки в аляповатой желто-фиолетовой форме подталкивают друг дружку вперед и по очереди подставляют палец под укол. Капельку крови смешивают с реактивом и раскручивают на маленьком диске. Люди в белых халатах работают споро и ритмично. Дети изображают отвагу при виде иголки и поддразнивают друг друга. Из классных комнат доносится тот универсальный бубнеж, который знают и ненавидят счастливые дети по всему миру. Слышать здесь, в буше, как читают наизусть таблицу умножения, странно и непривычно.

Мальчишки кидают в дерево камнями, стараясь сбить последние плоды. Один камень с грохотом ударяется о жестяную школьную крышу. Из здания, вопя и потрясая карикатурной тростью, выбегает взбешенный учитель.

Мальчуганы с криками рассыпаются и стоически, с кривыми улыбками принимают свои порции «горячих». Мы наблюдаем, смеясь. Позабытая, на столе вертится капелька крови. Диск останавливается. Капелька выглядит не так, как другие, – разница совсем маленькая, но есть. Кровь немножко расслоилась, как соус для винегрета. Это признак того, что организм ребенка вырабатывает антитела для борьбы с трипаносомозом.

Санитар сверяется с записями и называет имя: Хелен. Дети выворачивают шеи, и из кучки девочек робко выходит одна – стриженая, симпатичная. Видно, как меняется ее лицо, когда она понимает, что дело неладно. Санитар просит ее сесть в сторонке. Остальные дети пялятся на нее. Теперь она сама по себе. Она перестала быть членом их коллектива. Ее глаза широко раскрыты. Она ищет помощи. Один укол, и солнечное утро мгновенно превратилось в худший день ее жизни – возможно, в первый день ее медленного умирания. Ее пальцы скручены в узелок на коленях, плечи поникли. Голова опущена, с носа на желто-фиолетовую форму капают слезы.

К концу проверки обнаружен и второй подозрительный случай – еще одна девочка четырнадцати лет. Они сидят вместе, но чуть поодаль – убитые горем, в одиночестве лелеющие свой душный ужас. Им придется отправиться в больницу для дополнительной проверки – прямо сейчас, сию минуту. Первая, Хелен, судорожно всхлипывая, мотает головой: она не хочет садиться в машину, ей нужна мать. Может быть, если она не полезет в машину, ей позволят убежать обратно в класс и снова окунуться в счастливую, бездумную скуку урока. Может быть, про нее просто забудут – к тому же она никогда еще не ездила на машине. Санитары мягко, но решительно подавляют ее сопротивление, и мы вновь оказываемся на длинной красной дороге, ведущей в Омуго.

Последний из нескольких анализов на сонную болезнь – спинномозговая пункция. Воткнуть иглу человеку в позвоночник – дело нешуточное. У нас этим занимаются только врачи. Здесь же Хелен, раздетая до пояса, садится на стол в коридоре, прикрывая согнутыми руками свои маленькие груди. Медсестра наклоняет девочку вперед и крепко держит ее голову, не давая оглянуться. Сзади лаборант мягко пробегает пальцами по ее позвоночнику, нащупывает нужное место на пояснице и протирает его дезинфектантом цвета ржавчины. Потом берет длинную толстую иглу и со сноровкой опытного матадора всаживает ее между позвонками в узкий канал спинного мозга. Слишком глубоко – и у Хелен будет вагон проблем, слишком слабо – и ему придется повторять все заново. Похоже, что и на этот раз ошибки удалось избежать.

Он открывает вентиль у основания иглы, и в пробирке начинают собираться капельки вязкой, прозрачной спинномозговой жидкости. Это какая-то мистика, жутковатая алхимия: ведь в нашем теле нет жидкости ценнее. Бог пожелал, чтобы почти никто из нас не видел ее от рождения и до самой смерти. Если что-то можно назвать нашей квинтэссенцией, то именно их – эти блестящие драгоценные капельки. Хелен может пожертвовать лишь несколько, но этого хватит для проверки на паразитов. В палатах, на железных койках, покорно тоскуют пациенты. Со всеми дежурят родственники, которые готовят им еду в полутемном сарайчике рядом с больничным корпусом, отгоняют мух и сидят тихо. Матери ухаживают за детьми, дети – за матерями. Большая африканская семья – лучшая помощь в борьбе с болезнями.

Лечение протекает следующим образом: на первой стадии это цикл из семи-десяти внутримышечных инъекций пентамидина ежедневно. Он весьма эффективен и продается по всей Африке за умеренную цену. Я сказал «продается»? Виноват: я имел в виду, продавался. Его европейский производитель, Aventis Pharma, обнаружил, что пентамидином можно также лечить пневмонию у больных СПИДом (конечно, не в Африке, а в Америке), и здесь его мгновенно стало трудно найти. Цена подскочила в пять раз. Благодаря поднятому в прессе шуму и международному давлению 85 000 ампул пентамидина каждый год безвозмездно отсылаются во Всемирную организацию здравоохранения (ВОЗ).