Валид Фарес - Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке

Во многих реалиях 1990-х гг. можно разглядеть предпосылки будущей войны с опирающимся на идею джихада терроризмом, в которую с 2001 г. оказались втянутыми США, другие страны Запада, Россия, Индия XVIII, умеренные арабские и мусульманские правительства. Непосредственно после атак 11 сентября и позже, после ударов террористов в Мадриде, Лондоне, Беслане, Мумбаи и других городах за пределами Среднего Востока, многие наблюдатели и ученые усмотрели связь между состоянием гражданских обществ в странах региона и подъемом сил джихада.

Вопреки предположениям некоторых экспертов, прямой причинно-следственной связи между социально-экономическими условиями жизни и терроризмом не существует XIX. Скорее, есть связь между отсутствием демократической культуры в обществе и подъемом радикальных идеологий, особенно – воинствующих исламистских доктрин. Неизбежный вывод из этого следующий: все террористические акции джихадистов проистекают из идеологий, которые отрицают плюрализм в обществе и демократию. Официальный мотив насилия – идеологический. «Аль-Каида», «Талибан», «Джемаа Исламия», «Хезболла», «Пасдаран», «Хамас», группа «Абу Сайяф» – все радикальные группировки в различных районах мира недвусмысленно выступают за создание режимов, опирающихся исключительно на тоталитарную силу.

Подъем и успехи террора начала XXI в. непосредственно связаны с экспансией радикальных идеологий. А рост этих идеологий обратно пропорционален несостоятельности демократической культуры в гражданских обществах.

Для понимания того, почему Средний Восток после «холодной войны» оказался в арьергарде, когда все международное сообщество пошло вперед, почему в регионе сейчас открылось «окно новых возможностей» и может ли оно снова захлопнуться, нужно ответить на четыре принципиальных, основополагающих вопроса.

1. Каким образом, несмотря на окончание «холодной войны», антидемократические силы выиграли сражение на Ближнем и Среднем Востоке, и как им удается в течение десятилетий удерживать народы этого региона в рамках жесткой авторитарной власти?

2. Почему Запад отказался от намерений принести народам региона свободу и демократию, но продолжает помогать другим?

3. Почему демократические ценности воспринимаются в арабском и мусульманском мире иначе, чем в других регионах?

4. Почему Запад не слышит голоса диссидентов со Среднего Востока?

Подавление Советским Союзом демократического восстания в Будапеште в 1956 г. продемонстрировало важную реалию: народы, угнетенные тоталитарными режимами, способны восстать, когда их терпению приходит конец. Пример, поданный венграми, дал основания предположить, что и в гражданских обществах панарабистских и других исламистских режимов Среднего Востока со временем назреет взрыв. «Пражская весна» 1968 г., забастовки польских рабочих в 1980 г. пробили новые бреши в этой стене. Если «Солидарность» оказалась возможна на берегах Балтики, так почему бы этому не повториться на берегах Средиземного моря? Александр Солженицын, Вацлав Гавел и другие показали, что личности в состоянии бросить вызов тоталитаризму, что идеи могут быть сильнее тайной полиции. То, что происходило в советском блоке на протяжении 1980-х гг., зародило надежду в умах и сердцах диссидентов и реформаторов на Среднем Востоке.

Однако стоит заметить: хотя Советский Союз и был намного мощнее, чем все диктаторские режимы арабского и мусульманского мира вместе взятые, способность деспотических режимов Ближнего и Среднего Востока к отражению демократических волн, приходящих сюда из Европы, оказалась чрезвычайно сильна. Сила тирании в мусульманском мире коренится в доктрине Халифата и имеет гораздо большее влияние на всю политическую культуру. Кроме того, наследие Халифата, эксплуатируемое доминирующими элитами региона, насчитывает тринадцать веков, что не идет ни в какое сравнение с шестьюдесятью годами коммунистического господства.

Несмотря на мощные забастовки на верфях Гданьска и демонстрации по всей Европе, на «поющую» революцию в Эстонии, «бархатную» революцию в Праге и, наконец, на падение Берлинской стены, трудно было представить, что сходные процессы могут начаться в Леванте. Режимы, как они это уже делали ранее, просто отправили бы танки давить демонстрантов. В Сирии Асад сравнял с землей город Хаму, где в 1982 г. радикально настроенные сунниты подняли восстание. В Ираке Саддам устроил газовую атаку на курдов в городе Халабдже. В Судане вооруженные формирования режима обращали в рабство чернокожее население юга страны. В Иране были убиты тысячи политических противников. В Алжире берберов окружали танками. Большинство региональных режимов, увидев, как развиваются события в Восточной Европе, не проявили ни малейшей склонности к реформам. На Среднем Востоке, скорее, происходило совершенно противоположное: по мере того как Советский Союз клонился к закату, наследники Халифата все выше поднимали головы.

В период «холодной войны» ваххабиты, хомейнисты, баасисты, панарабисты и прочие деспоты ощущали себя своего рода «третьим блоком», наряду с НАТО и Варшавским договором; в их руках находился и мировой «нефтяной вентиль», и «крышка», под которой кипели демократические чаянья их собственных народов. Запад был слишком поглощен конфронтацией с СССР, чтобы рисковать из-за проведения «демократизирующей» политики в этом регионе, а СССР вообще не заботила проблема политических прав и свобод на Среднем Востоке.

Между коммунистическими и радикальными ультранационалистическими режимами есть нечто общее: и те и другие недемократичны. Пока Вашингтон и Москва были заняты друг другом, «султаны» региона и будущие лидеры из среды исламистов могли заниматься укреплением своих режимов, используя в качестве «цемента» идеи панарабизма, панисламизма и тему вечного противостояния с «сионизмом». Пока две сверхдержавы боролись между собой на мировой арене, у диктаторских режимов в Багдаде, Дамаске, Триполи и Тегеране, равно как и у прочих авторитарных региональных режимов, оказались развязаны руки для подавления малейших признаков борьбы за политические права и свободы в своих странах.

Так называемая исламская альтернатива светскому панарабизму также воспользовалась периодом «холодной войны» для дальнейшего проникновения в мусульманские общества. Поскольку режимы подавляли любую деятельность в области свобод и прав человека, исламисты – при поддержке нефтяных баронов Саудовской Аравии и других стран Персидского залива, а позже и Судана с Ираном – заняли вакантное место в региональной политике.