Фридрих фон Хайек - О свободе

Но это еще не все. В свободном рыночном обществе достаточно иметь средства. Поставщики бумаги столь же готовы продать ее газете «Дейли уоркер», сколь и «Уоллстрит джорнэл». В социалистическом обществе одних денег будет мало. Гипотетическому стороннику капитализма надо будет уговорить государственную бумажную фабрику продать ему бумагу, государственную типографию – напечатать брошюры, государственное почтовое отделение – разослать их, государственное ведомство – предоставить ему зал для выступления и т. д.

Возможно, существует какой-то способ преодоления всех этих трудностей и сохранения свободы в социалистическом обществе. Нельзя утверждать, что это совершенно невозможно. Ясно, однако, что создание институтов, которые на деле оградят возможность инакомыслия, сопряжено с весьма реальными трудностями. Насколько я знаю, никто из тех, кто выступает за социализм и одновременно за свободу, толком не брался за эту проблему или хотя бы не делал попыток всерьез разрабатывать институты, которые обеспечили бы существование свободы при социализме. Совершенно ясно зато, как способствует свободе рыночное капиталистическое общество.

Разительным примером практического воплощения этих абстрактных принципов служит то, что произошло с Уинстоном Черчиллем. С 1933 г. и до начала Второй мировой войны Черчиллю не разрешали выступить по английскому радио, которое являлось, разумеется, правительственной монополией под административным контролем Британской радиовещательной корпорации. А ведь он был одним из виднейших граждан своей страны, членом парламента, бывшим министром, отчаянно пытавшимся всеми доступными средствами убедить своих соотечественников принять какие-то меры к предотвращению опасности, исходящей от гитлеровской Германии. Ему не разрешали обратиться по радио к английскому народу, поскольку Би-би-си являлась правительственной монополией, а его взгляды представлялись слишком «спорными».

Вот еще убедительный пример, свидетельствующий о том, как «ушел в затемнение» голливудский «черный список». Об этом сообщил 26 января 1959 г. журнал «Тайм», писавший следующее:

«Церемония награждения премиями “Оскар” есть мероприятие, во время которого Голливуд больше всего старается соблюсти декорум. Однако два года назад декорум оказался нарушенным. Когда объявили, что некий Роберт Рич является главным автором сценария кинофильма “ Храбрец”, он так и не вышел на сцену. Роберт Рич оказался псевдонимом, за которым скрывался один из примерно 150 сценаристов… внесенных кинопромышленностью в черный список с 1947 г. по подозрению, что они являются членами Компартии или симпатизируют коммунизму. Конфуз вышел особенно большой из-за того, что Академия киноискусства запретила коммунистам и тем, кто ссылался на Пятую поправку [3], участвовать в конкурсе на “ Оскара”. На прошлой неделе и это правило насчет коммунистов и загадка настоящего имени Рича внезапно оживили прежний сценарий.

Оказалось, что Рич – это автор фильма «Джонни дали винтовку» Дальтон Трамбо, один из первоначальной «голливудской десятки» сценаристов, отказавшихся дать показания на слушаниях 1947 года по поводу коммунистического проникновения в кинопромышленность. Как сказал продюсер Фрэнк Кинг, до тех пор твердо стоявший на том, что Робертом Ричем звался некий «юный бородач в Испании»: «У нас обязанность перед акционерами покупать по возможности лучшие сценарии, Трамбо принес нам “Храбреца”, и мы его купили…»

Этим был практически ознаменован официальный конец голливудского черного списка. Неофициально он закончился для запрещенных сценаристов уже давно. Сообщают, что по меньшей мере 15 % нынешних голливудских фильмов пишутся сценаристами из черного списка. По словам продюсера Кинга, «в Голливуде больше “негров”, чем в Гарлеме. Каждая здешняя компания пользуется услугами тех, кто состоит в черном списке. Мы просто первыми подтвердили то, что все и так знают».

Можно считать, как считаю я, что коммунизм уничтожил бы все наши свободы, можно выступать против него с максимальной твердостью и в то же время считать недопустимым, чтобы в свободном обществе человеку не позволяли вступать во взаимоприемлемые добровольные отношения с другими лицами, потому что он верит в коммунизм и пытается за него бороться. Его свобода включает свободу бороться за коммунизм. Разумеется, свобода включает и свободу для других при этих обстоятельствах с ним не общаться. Голливудский черный список был актом несвободы, ибо являл собою сговор с использованием средств принуждения для предотвращения добровольной ассоциации. Он не сработал именно потому, что рынок сделал сохранение черного списка дорогостоящим. Коммерческий интерес, то обстоятельство, что у глав предприятий имеется стимул – заработать как можно больше денег, оградил свободу попавших в черный список лиц, предоставив им другую работу и дав людям стимул их нанимать.

Если бы Голливуд и кинопромышленность были государственными предприятиями или если бы в Англии речь шла о поступлении на работу в Британскую радиовещательную корпорацию, трудно себе представить, чтобы «голливудская десятка» или аналогичная группа людей нашли себе работу. Точно так же трудно себе представить, что решительные сторонники индивидуализма и частного предпринимательства – да и вообще решительные сторонники любого мировоззрения помимо идеологии сохранения статус-кво – нашли бы работу при таких обстоятельствах.

Еще один пример той роли, которую рынок играет в деле сохранения политической свободы, относится к нашему опыту с маккартизмом. Оставив в стороне существо дела и вопрос об обоснованности предъявлявшихся тогда обвинений, полюбопытствуем, какую защиту имели допрашиваемые, и в особенности государственные служащие, от безответственных обвинений и попыток влезть в дела, исповедаться в которых было для них против совести? Если бы не было альтернативы государственной службе, апелляция их к Пятой поправке обратилась бы в пустую пародию.

Основная защита их состояла в существовании частнорыночной экономики, в рамках которой они могли заработать себе на хлеб. И здесь защищенность их была не абсолютна. Многие потенциальные частные наниматели не желали (правы они были или нет) брать на работу пригвождаемых к позорному столбу. Вполне возможно, что издержкам, которые несли многие из этих лиц, было куда меньше оправдания, чем издержкам, с которыми обычно сопряжена пропаганда непопулярных идей. Но суть дела в том, что издержки эти были ограничены и не нестерпимы, как было бы в том случае, если бы существовала одна лишь государственная служба.