Квентин Скиннер - Истоки современной политической мысли. Том 1. Эпоха Ренессанса

Я также очень многим обязан различным институтам, которые поддерживали меня и поощряли мои занятия. Крайстс-колледж в Кембридже оказал мне материальную помощь и пригласил на исследовательскую должность. Факультет истории и Кембриджский университет проявили исключительное великодушие, освободив меня от чтения лекций в 1976 г., что дало мне досуг для завершения нескольких проектов, в том числе этой книги. Наконец, я особенно признателен Институту перспективных исследований в Принстоне. Впервые я побывал там в 1974 г. в качестве гостя. И я глубоко благодарен Клиффорду Гирцу, Альберту Хиршману и Карлу Кейзену, предложившим пригласить меня туда снова в 1976 г. на три года. За это время я смог не только фактически закончить рукопись этих двух томов, но также сделать то открытие, что в качестве места для научной работы этот Институт выше всяких похвал.

В то время, когда печатались эти два тома, я был очень рад узнать, что у меня есть еще время, чтобы выразить благодарность Джереми Майнотту из издательства Кембриджского университета, выказавшему неизменное терпение, деловитость и такт.

Уже в середине XII в. немецкий историк Оттон Фрейзингенский осознавал, что в Италии возникла новая, примечательная форма политической и социальной организации. Он обратил внимание на то, что итальянское общество, по-видимому, перестало быть феодальным по своему характеру. Он обнаружил, что «почти вся страна поделена между городами» и «в окрестностях едва ли найдется какой-либо знатный или великий человек, который не признавал бы авторитет своего города» (Otto of Freising 1953, p. 127). Он заметил и другое новшество, вызвавшее у него еще большие опасения: в городах развивается такой род политической жизни, который полностью расходится с господствующим убеждением, будто наследственная монархия образует единственную надежную форму правления. Города стали настолько «свободолюбивыми», что превратились в независимые республики, «управляемые скорее волей консулов, чем правителей», которых «меняют почти каждый год», чтобы быть уверенными в том, что «их жажда власти» находится под контролем, а свобода народа – под защитой (p. 127).

Самый ранний известный случай, когда итальянский город избрал для себя консульскую форму правления, произошел в Пизе в 1085 г. (Waley 1969, p. 57). Потом эта система стала очень быстро распространяться по Ломбардии и Тоскане: в 1097 г. подобный режим появляется в Милане, на следующий год – в Ареццо. К 1125 г. он уже существовал в Лукке, Болонье и Сиене (p. 60). Во второй половине XII в. произошло еще одно важное изменение. Власть консулов уступила место более стабильной форме выборного управления, при которой во главе стояло должностное лицо, известное как подеста , названное так потому, что он наделялся верховной властью, или potestas, над городом. Обычно подеста был гражданином другого города; это было введено, чтобы сохранять уверенность в том, что никакие местные связи и привязанности не помешают ему беспристрастно отправлять правосудие. Избирался он по поручению народа и правил обычно с учетом рекомендаций двух главных советов: большого, в который могло входить до шестисот уважаемых граждан, и внутреннего, или тайного, чей состав не превышал сорока наиболее влиятельных граждан (p. 62). Подеста пользовался широкими полномочиями, поскольку считался высшим судебным и административным должностным лицом города, а также должен был возглавлять городские посольства. Но ключевая особенность этой системы была в том, что он всегда имел статус наемного чиновника и никогда не был независимым правителем. Срок его полномочий, как правило, ограничивался шестью месяцами, в течение которых он был подотчетен сообществу граждан, избравшему его. Подеста не имел права инициировать политические решения, а в конце своего срока должен был отправить на рассмотрение свои счета и отчитаться за вынесенные судебные приговоры, прежде чем получал позволение покинуть город, нанявший его (p. 68–69).

К концу XII в. эта форма республиканского самоуправления была принята почти всеми ведущими городами Северной Италии (Hyde 1973, p. 101). Хотя это сделало их de facto независимыми, de jure они продолжали считаться вассалами Священной Римской империи. Правовые притязания германских императоров в отношении Италии уходят корнями в эпоху Карла Великого, империя которого охватывала Германию и Италию с начала IX в. Эти притязания возобновились с новой силой в X веке, когда Оттон I решительно присоединил Regnum Italicum ко своим германским владениям [7] Термин Regnum Italicum относится, таким образом, только к той части Северной Италии, которая соответствует Ломбардскому королевству Темных веков, вновь включенному Оттоном I в состав Германской империи в 962 г. Только эту территорию имели в виду происходившие из итальянских городских республик интеллектуалы, когда они говорили о Regnum Italicum . Так поступал, к примеру, Марсилий Падуанский в своем «Защитнике мира». Поэтому неверно переводить этот термин (как это делает Алан Джуерт в своем издании этого труда, Marsiglio of Padua 1956, p. 4 и passim ) как «Итальянское государство». Не говоря уже об анахронизме, связанном с употреблением термина «государство» ( state ), это может быть воспринято так, будто Марсилий имеет в виду всю область современной Италии, что вовсе не верно. . К тому времени, когда на трон взошел Фридрих Барбаросса в середине XII в., у императоров появилось две особые причины вновь настаивать на подлинном статусе североитальянского Regnum как простой провинции империи. Первая, как пишет Оттон Фрейзингенский, состояла в том, что города стали презирать власть императора и «относиться враждебно к тому, кого им следовало бы воспринимать как своего доброго государя». Другая причина, как простодушно признается Оттон, заключалась в том, что покорение всей Северной Италии сделало бы императора хозяином «самого сада наслаждений», поскольку города, расположенные на Ломбардской равнине, к тому времени «превзошли все другие государства мира богатством и могуществом» (Otto of Freising 1953, pp. 126–128). Добиваясь подчинения этих сокровищ императорской юрисдикции, притязания которой были освящены веками, целая череда германских императоров, начиная с первого итальянского похода Фридриха Барбароссы в 1154 г., на протяжении почти двух столетий старалась навязать свою власть Regnum Italicum , а ведущие города этого Regnum с не меньшим упорством сражались за то, чтобы отстоять свою независимость.

Два первых похода Барбароссы фактически принесли ему контроль над всей Ломбардией. Он начал с атаки на союзников Милана, самого большого и непреклонного в своем стремлении к независимости города, а во время своего второго похода осадил и сам Милан, который захватил и сравнял с землей в 1162 г. (Munz 1969, pp. 74–75). К тому времени он уже успел извлечь выгоду из своих первых побед, созвав рейхстаг в Ронкалье в 1158 г., где недвусмысленно провозгласил свой суверенитет над всем Regnum Italicum (Balzani 1926, p. 427). Однако этот успех обернулся против него, вызвав объединение прежде разобщенных городов. Милан инициировал создание Ломбардской лиги, чтобы сопротивляться его притязаниям, и вскоре заручился поддержкой двадцати девяти других городов (Waley 1969, p. 126). И когда Барбаросса в 1174 г. попытался вернуть себе власть, объединенные силы Лиги смогли нанести императорской армии пусть и случайное, но самое решительное поражение при Леньяно в 1176 г. (Munz 1969, pp. 310–311). После этого императору ничего не оставалось, кроме как договариваться с Лигой, и, заключая мирное соглашение в Констанце в 1183 г., он, в сущности, отказался от права вмешиваться во внутренние дела ломбардских городов (pp. 361–362).