Александр Дианин-Хавард - Нравственное лидерство

На практике люди не делают различий между профессиональными способностями лидера и его личным поведением, даже если они говорят иначе. Им мешают двойные стандарты.

Самообладание имеет прямое влияние на то, как лидеры осуществляют свой профессиональный долг. Возьмем пример управления временем. Лидеры знают, что они должны посвящать достаточно времени своим самым важным функциям: долгосрочному планированию, профессиональному и нравственному воспитанию персонала, созданию мотиваций для сотрудников и т. д. Однако исследования показывают, что в реальности лидеры редко отводят больше 10 % своего времени таким важным функциям. Они делают что хотят, а не то, что должны делать. Это естественная человеческая слабость. Но это также и недостаток самообладания.

Президент США Гарри Трумэн имел достаточно самообладания, чтобы перестать сосредоточиваться на внутренней политике своей страны – на том, что было ему приятно. Он стал концентрироваться на внешней политике – на том, что было нужно, но неприятно. Он пустил в ход план Маршалла, что спасло Западную Европу от политической катастрофы. Президент Линдон Джонсон, напротив, не имел достаточно самообладания, чтобы перестать сосредоточиваться на внутренней политике США – на том, что было ему приятно, и вместо этого сконцентрироваться на Вьетнамской войне – на том, что было нужно. В результате он проиграл и то и другое – он терпел поражение во Вьетнаме и не смог успешно провести внутренние реформы [91].

Обычно нам приятно заниматься срочными делам. «Срочные дела, – говорит Кови, – обычно очевидны. Они давят на нас, призывая к незамедлительным действиям, и окружают со всех сторон. Делать их в основном легко и приятно. Но зачастую они не имеют абсолютно никакого значения! Важность, с другой стороны, напрямую связана с результатом. Важное дело – это шаг в направлении к осуществлению личной миссии, реализации собственных ценностей, достижению наиболее приоритетных целей» [92]. Как часто мы видели, что шеф уделяет внимание «срочным делам», которые в реальности оказываются тривиальными!

Многие люди, занимающие руководящие посты, не способны контролировать свои эмоции. Семинары по управлению временем сути дела не меняют, поскольку проблемы таких людей имеют не технический, а нравственный характер. Им нужно учиться самообладанию, учиться говорить «нет».

Платон считал тело темницей души и уподоблял страсти цепям, сковывающим ее. Он считал, что человек должен освободиться от тирании страстей, превосходя материальный мир и вступая в царство духа. Для Платона свобода – это свобода от материи.

Но человеческое тело – такое же творение Божие, как и душа, и страсти являются неотъемлемой составляющей человеческой природы. Обуздывать страсти, отрекаясь от материальной действительности, – это неправильный путь. Тут требуется другое – подчинение страстей разуму посредством самообладания.

Человек, как известно, состоит из души и тела. Следовательно, то, что чисто духовно, уже не является всецело человеческим. Страсти – это источник, поддерживающий и оживляющий человеческую природу. Добродетели предполагают наличие страстей. Таким образом, платонизм – вместе со cтоицизмом, пуританизмом, морализмом и нирванизмом – не в состоянии постичь человеческую природу во всем ее богатстве.

Страсти – повторим еще раз – не нужно подавлять, ими нужно управлять, подчиняя их разуму. Тогда самообладание становится, по словам Пипера, «берегом, набережной, благодаря твердости которой река получает дар прямого, свободного течения, силы и быстроты» [93].

Сексуальность – дар Божий. Ее цель – любовь и произведение потомства. Если мы видим в сексе в основном инструмент удовлетворения собственных страстей и действуем соответственно, то мы вносим нравственный хаос в самое сердце нашего бытия.

По идеологическим и коммерческим причинам современная культура искусственно, но очень эффективно внедряет в сознание людей именно это понимание сексуальности. В результате все большее число мужчин и женщин используют контрацептивы, увлекаются порнографией и становятся все менее способны к проявлению нормальных человеческих чувств.

Еще в самом начале «сексуальной революции» австрийский психолог Виктор Франкл заметил первые симптомы явления, которое с тех пор стало повсеместным, – тенденции инструментализации жен со стороны мужей и наоборот, причем сексуальная стимуляция заменяла любовь в качестве сути брака.

Такое положение дел может (а обычно так и бывает) вбить клин между супругами. «Я удивлялся, откуда бралось наше озлобление друг к другу, – признается герой « Крейцеровой сонаты» Толстого, вступив в брак, который соединял лишь плоть супругов и ничего больше, – а дело было совершенно ясно: озлобление это было не что иное, как протест человеческой природы против животного, которое подавляло ее. Я удивлялся нашей ненависти друг к другу. А ведь это и не могло быть иначе. Эта ненависть была не что иное, как ненависть взаимная сообщников преступления – и за подстрекательство и за участие в преступлении» [94].

Перефразируя испанского писателя Пио Бароху, человек, убежденный, что он лишь на миллиметр выше обезьяны, на самом деле будет вести себя так, словно он на сантиметр ниже свиньи. Под вопрос ставится будущее культуры, и общество оказывается под угрозой медленного коллективного самоубийства.

Таким образом, становится ясным смысл аристотелевой максимы о том, что самообладание является подлинной любовью к самому себе, подлинным «себялюбием» [95]. Добродетель самообладания защищает нашу внутреннюю жизнь и общество в целом от хаоса и разрушения.

Однако добродетель самообладания – это нечто большее, нечто глубоко положительное. Она заключает в себе добродетель чистоты, которую Эскрива называет «ликующим утверждением любящей воли» [96]. Чистота помогает нам забыть себя и сосредоточиться на Боге, на других людях и на их нуждах.

Чистота как радикальная форма самообладания располагает лидера к тому, чтобы открыться другим и служить им бесстрашно, радостно и без расчета.

Кроме чистоты самообладание заключает в себе добродетель бескорыстия. Понятие «бескорыстие» подразумевает не столько отказ, сколько внутреннюю независимость от денег, власти, доброго имени и других вещей этого мира.

Все эти вещи могут объективно являться благом, но сами по себе они не годятся для того, чтобы быть самоцелью. Иначе я стану рабом любой из них и буду жить в страхе утратить ту или иную вещь или увидеть, как ее ценность падает.