Александр Дианин-Хавард - Нравственное лидерство

В отличие от ума и воли, сердце не является атрибутом человеческого духа. Этот термин обозначает всю личность, саму личность: сердце не только чувствует, но и знает и желает. Таким образом, интеллект и воля сходятся в сердце.

«Наш интеллект, – говорит Жером Лежен, – это не некий абстрактный механизм; он существует во плоти , и при этом сердце столь же важно, как и разум, или, вернее, разум ничто без сердца» [123]. Для упражнения в благоразумии нужно нечто большее, чем логика и научное знание. «Постижение действительности, – говорит Пипер, – это привилегия самой высокой формы познания, то есть – видения, интуиции, созерцания» [124].

Благоразумие иногда называют мудростью сердца , поскольку любовь – самое возвышенное человеческое чувство – делает наш интеллект более проницательным, чтобы мы могли лучше служить тем, кого любим.

Любовь обостряет нашу способность к постижению реальности. В начале 1990-х годов я встретил американского дипломата, который ранее работал в администрации Рональда Рейгана и руководил московским бюро «Радио “Свобода”». Он так любил русскую культуру и образ жизни русских, что у него постоянно рождались новые идеи относительно того, как помочь России обустроить свое будущее.

Напротив, один из участников моих семинаров по лидерству, европейский бизнесмен, работавший на одну большую компанию, сказал, что, прожив пять лет в России, он до сих пор не понял, «как обращаться с этими людьми». Этот топ-менеджер был прекрасным человеком, но, поскольку он не чувствовал любви к России, его ум был не способен рождать позитивные идеи относительно того, «как обращаться с этими людьми».

Интеллект – это не компьютер, он существует во плоти , он укоренен в сердце. Воля – это тоже не какой-нибудь турбореактор. Сила воли проистекает не только из самодисциплины, но и из нравственного чувства, укорененного в сердце и побуждающего совершать добродетельные поступки: чувство добра стимулирует благоразумие, чувство чести стимулирует мужество, чувство стыда стимулирует самообладание, чувство жалости стимулирует справедливость, чувство красоты стимулирует великодушие, чувство Бога стимулирует смирение.

Чтобы жить добродетелями, нужно закалять волю, но достижение подлинного совершенства требует большего, чем просто самодисциплина. Мы должны прислушиваться к своим сердцам, позволять взрастать семенам добродетели, посеянным там. Мы должны обращаться ко всему благому, великому и благородному, ибо «от созерцания прекрасного, – говорит Платон, – у нашей души вырастают крылья» [125]. Созерцание подлинных ценностей, наслаждение ими оказывают глубокое воздействие на нас. «Когда бы луч красоты, добра или святости ни задел наше сердце, – пишет немецкий философ Дитрих фон Гильдебранд, – когда бы мы ни оставили самих себя, предаваясь созерцанию истинной ценности, <���…> эта ценность может целиком проникнуть в нас и возвысить нас над самими собой» [126].

Многие из нас знают людей, которые после встречи с чрезвычайной добротой, красотой или святостью испытывали побуждение дать радикальный ответ, часто предполагающий полную перемену жизни, нечто вроде обращения. Иван Лупандин, физик, ставший затем профессором философии, сказал мне однажды, что, прочитав «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, он почувствовал себя задетым добротой, перефразируя Гильдебранда, – добротой Ивана Денисовича, добротой и моральным видением его создателя. Воздействие произведения Солженицына было столь велико, что Лупандин почувствовал нравственный призыв сделать четкий выбор между добром и злом. Он живо вспоминает тот день, когда изменил свою жизнь, выбрав добро: 26 июня 1975 года.

Отец Ги Барбье, 50 лет прослуживший священником в Финляндии, был также «задет» добротой. Ему было 20 лет и он был еще мирянином, когда нацисты арестовали его во Франции и отправили в Лейпциг работать на оружейном заводе. Благодаря секретным каналам он связался с французским Сопротивлением. Гестапо перехватило его связных, арестовало его самого, и в течение следующих месяцев ему пришлось пройти через бесконечную вереницу тюрем и концентрационных лагерей, включая Дахау и Бухенвальд. В конце концов в одном лагере в Чехословакии он тяжело заболел. Его страдания были так мучительны, что он был убежден в скором приближении смерти. Двое русских военнопленных взяли на себя заботу о нем, с совершенным бескорыстием и рискуя при этом собственной жизнью. Хотя его состояние казалось безнадежным, они вернули его к жизни. Барбье никогда не забывал этих русских пленных: в их жертве он открыл свое призвание к священству.

Смиренное сердце – отправная точка добродетели. Смиренный человек стремится к добродетели. Для этого ему необходимо укрепить волю, чтобы осуществить свои благородные намерения, но он не должен при этом пугаться своих человеческих страстей.

Лидеры стремятся не ограничивать свои страсти, а, скорее, жить в гармонии с теми из них, культивирование которых они добровольно избрали .

Сердце заключает в себе не только моральные ценности, но и страсти, являющиеся естественными компонентами человеческой психики и играющие важную роль в нашем стремлении к личностному совершенству. Людям, страдающим от серьезных эмоциональных расстройств или имеющим пуританское отвращение к страстям, гораздо труднее достичь нравственного совершенства.

Человеческие страсти способствуют развитию добродетелей, когда они положительно взаимодействуют с интеллектом и волей . Благодаря интеллекту лидеры оценивают те страсти, которые способствуют положительному развитию их личности; благодаря воле лидеры питают эти страсти и направляют в нужное русло, в то же время подавляя в себе страсти, недостойные с моральной точки зрения.

Только страсти, подчиненные интеллекту и воле, можно считать подлинными страстями сердца, всей личности. Такие страсти становятся зрелыми и устойчивыми импульсами сердца и способствуют нашему самоусовершенствованию. Эмоция любви, например, становится зрелой и устойчивой только тогда, когда основана на свободном и осознанном решении любить, понимаемом как обязательство приносить себя в жертву ради любимого человека. Иначе это, вероятно, будет лишь проявлением сиюминутного физического влечения.

Любовь нельзя путать с сентиментальностью. Первая связана с преданностью другому человеку в радости и в беде, вторую можно охарактеризовать как теплые, но туманные и недолговременные чувства. Сентиментальный человек испытывает желание служить лишь тогда, когда получает от этого положительный эмоциональный заряд.

Шеф-сентименталист будет давать своим подчиненным то, чего они не просят, и отказывать в том, в чем они действительно нуждаются. Он будет организовывать приемы и корпоративные вечеринки для персонала, чтобы показать свою щедрость, но никогда не сделает дельного замечания своему сотруднику из страха, что сам испытает от этого неудобство. Он не выносит самой мысли о возможности возникновения напряженной ситуации или конфронтации. На самом деле он – трус, не способный служить своим коллегам. Сентиментальность – это ложная любовь.