Фрэнк Эдкок - Военное искусство греков, римлян, македонцев

Что же предпринял Рим в ответ? В Италии римляне делали все, что было в их силах, чтобы сдержать Ганнибала. Они смогли изолировать Капую – единственный из крупных городов Италии, поддержавший Ганнибала. В Испании римляне первым делом должны были помешать карфагенской армии перейти в Италию на помощь Ганнибалу, а затем постараться вытеснить пунийцев с полуострова. После череды побед и поражений в Испанию был отправлен Сципион Африканский. Он смог ослабить влияние Карфагена на полуострове, однако Гасдрубал – младший брата Ганнибала – все же сумел прорваться со своей армией в Италию. Эту армию римляне разгромили при Метавре, проведя блестящий стратегический маневр и сконцентрировав против нее армии обоих консулов. Ганнибал, таким образом, был заперт в Южной Италии и лишен подкреплений. Рим восстановил контроль над Сицилией, а на Балканах искусной дипломатией и демонстрацией военной силы удержал Филиппа Македонского от вступления в войну.

После тринадцати лет войны Карфаген практически потерял Испанию, созданная им антиримская коалиция развалилась, а Сципион Старший высадился в Африке. Имея армию, обученную по новому образцу и заключив союз с африканцами, он поставил Карфаген в такое положение, когда тот должен был либо капитулировать на милость римлян, либо использовать свой последний и единственный шанс – отозвать Ганнибала из Италии. Карфаген попробовал было вступить в переговоры с Римом, однако в этот момент Ганнибал вернулся по собственной воле и дал римлянам решительное сражение, в котором он был разбит. Теперь капитуляция стала неизбежной, а условия мира, которые должен был принять Карфаген, превратили его, по существу, в третьеразрядную державу. Так закончилась Вторая Пуническая война. Я хочу особо отметить, что при рассмотрении изолированных театров действий, таких как, например, Балканы, или отдельных этапов этой войны может сложиться обманчивое впечатление, что Рим придерживался стратегии изматывания, старался истощить ресурсы неприятеля. Однако если взглянуть на ход войны в целом, то станет очевидно, я полагаю, что Рим никогда в действительности не отказывался от своей первоначальной цели – уничтожения Карфагена как великой державы. Даже на Балканах дипломатические и военные усилия Рима на самом деле направлялись не столько против Филиппа Македонского, сколько против Карфагена.

Вполне возможно, что временами Рим действительно бывал близок к полному отказу от своих первоначальных планов, что он вполне мог бы удовольствоваться активной обороной – стратегией, которую проводил в жизнь знаменитый Фабий. Я делаю этот вывод не столько из тактики самого Фабия, сколько из того сопротивления, которое он оказывал отправке экспедиции Сципиона в Африку [62] . Лозунг «Сначала мир в Италии, а потом война в Африке» мог быть интерпретирован и так – Рим оставляет в покое Карфаген в его африканских владениях и признает за ним статус великой державы в обмен на удаление Ганнибала из Италии. Однако Сципиону Старшему и его сторонникам все же удалось удержать Рим в рамках первоначальных стратегических целей.

Давайте теперь рассмотрим Третью Пуническую войну, разразившуюся два поколения спустя. Рим преследовал теперь цель окончательного уничтожения Карфагена, уже не великой средиземноморской державы, но даже самого города. Каковы бы ни были истинные причины войны, Рим твердо решил, что Карфаген должен быть разрушен – Carthago delenda est. Римская дипломатия готовила теперь окончательный удар. Никакие уступки не могли уже спасти Карфаген. Внешняя политика и дипломатия служили теперь лишь целям воинственной стратегии Рима. После того как Карфаген был подожжен, Сципиона охватила жалость к неприятелю и боязнь, что такая же участь может постигнуть и его отечество. Своему другу Полибию он писал строками из Илиады:

Но наказание, которого заслуживал Рим, так и не пришло. День возмездия, которого так боялся Сципион, отстоял от него на столетия. Нравственные побуждения не имеют большой ценности с исторической точки зрения, и, хотя временами, они служат побудительными мотивами для тех или иных политических решений, я не буду долго останавливаться на них. Я желаю лишь продемонстрировать, что сама война может быть целью внешней политики и как дипломатия может служить этой цели.

Теперь позвольте мне отвлечься от войн с Карфагеном и перейти к описанию общего характера римской стратегии и внешней политики. Большинство войн, которые вел Рим, трудно однозначно классифицировать с точки зрения современной стратегической науки – в зависимости от складывавшихся обстоятельств римляне то стремились поскорее закончить войну, дав решительное сражение, то, наоборот, всячески ее затягивали и старались измотать неприятеля, навязав ему войну на истощение. Хотя римляне, разумеется, не слишком приветствовали вмешательство войны в их повседневную жизнь, необходимость воевать они обычно воспринимали весьма спокойно – война была для них не приключением, а неизбежным злом. Сильными сторонами римлян были скорее стойкость и упорство, чем быстрота и агрессивность действий. Римская стратегия во многом походила на римскую же тактику. Для римлян главное, чтобы последнее слово в войне всегда оставалось за ними. Они терпеливо ждали момента, когда противник допустит ошибку и тогда, имея про запас хорошо укрепленные полевые лагеря и целую сеть крепостей, покрывавших Италию, их хорошо отлаженная военная машина сделает свое дело и победа в конечном счете останется именно за Римом. Если хорошо приглядеться, то окажется, что представления римлян о ходе войны в целом практически совпадают с их представлением о ходе сражения, только в увеличенном масштабе.

Римские полководцы в начале войны, как правило, имели недостаточно практического опыта и набирались его уже в ходе боевых действий. То же самое, хотя и в несколько меньшей степени, применимо и к самим римским армиям. Правительство обычно старалось не вмешиваться в действия своих военачальников. Опыт прошлых войн свидетельствовал, что вмешательство гражданских властей в военные вопросы редко дает положительные результаты, впрочем, как и узкопрофессиональный взгляд на общие стратегические проблемы, свойственный многим военачальникам. Преимущество римлян состояло в том, что стратегию республики обычно определяли люди, имевшие некоторый опыт в военных вопросах и в международной политике. Сенат обычно подвергал резкой критике всякого полководца, стремившегося к быстрому и решительному результату, особенно если имелись подозрения, что он стремился при этом к личной славе в ущерб здравому смыслу. Однако, когда незадолго до битвы при Каннах Сенат указал в инструкциях командующим армиями, что решающее сражение будет желательно в имеющихся обстоятельствах, он вместе с тем взял на себя и вину за поражение, когда битва, на которой настаивали сенаторы, закончилась для римлян катастрофой. Прием, оказанный разбитому Варрону за то, что тот не разуверился в республике, не был лишь жестом великодушия. Он был оправдан потому, что строго следовал приказу. Но, как правило, полководец был предоставлен сам себе в отношении ведения войны и не был связан жесткими инструкциями. Для многих военачальников это означало, что они в первую очередь должны любой ценой избежать поражения, а уж затем подумать о победе.