Колин Гордон - Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке

Своими просьбами Максимин убедил меня отправиться с ним в это посольство. И вот мы пустились в путь вместе с варварами и достигли Сардики, находящейся от Константинополя в тринадцати днях пути для путника, путешествующего налегке. Остановившись там, мы подумали, что правильно будет пригласить Эдекона и сопровождающих его варваров на обед. Вслед за тем жители дали нам овец и быков, которых мы зарезали и приготовили трапезу. Во время пира, когда варвары прославляли Аттилу, а мы императора, Бигила сказал, что не следует сравнивать бога и человека, подразумевая под человеком Аттилу, а под богом Феодосия. Тогда гунны рассердились и, разгорячась, пришли в ярость. Однако мы повернули разговор к другим темам, и благодаря дружеским попыткам они успокоились. После обеда, когда мы разделились, Максимин осыпал Эдекона и Ореста подарками: шелковыми одеждами и индийскими камнями [57] .

Дождавшись ухода Эдекона, Орест сказал Максимину, что он умен и весьма благороден, поскольку не обидел их, как люди при императорском дворе. Он говорил, что те, приглашая Эдекона без него на пир, оказывали ему почтение подарками. Эта речь показалась нам бессмысленной, поскольку он ничего не знал о том, что было открыто выше. Он ушел, так и не ответив нам, хотя мы не раз спросили, как и когда он был обойден, а Эдекон почтен. На следующий день, тронувшись в путь, мы рассказали Бигиле, что поведал нам Орест. Тот ответил, что Оресту не следует сердиться из-за того, что к нему относятся иначе, чем к Эдекону, ибо он является слугой и писцом Аттилы, а Эдекон – первым человеком в воинских делах, поскольку он гуннского происхождения [58] и во многом превосходит Ореста. Произнеся это и переговорив с Эдеконом наедине, позднее он сообщил нам, говоря то ли правду, то ли ложь, что передал тому рассказанное и с трудом его успокоил, поскольку тот сильно разгневался.

Приехав в Наисс, мы нашли город брошенным жителями, поскольку его разрушили враги. В христианских приютах обнаружились люди, пораженные болезнью. Остановившись на открытом месте недалеко от реки – ибо каждое место на берегу было усеяно костями убитых на войне, – на следующий день мы прибыли к Агинтею, командиру войск в Иллирии, находившемуся рядом с Наиссом, чтобы передать приказания императора и получить беглецов. Он должен был отдать пятерых из семнадцати, о которых было написано Аттиле [59] . Мы поговорили с ним и условились, что он отдаст гуннам пятерых беглецов, которых пошлет с нами, обойдясь с ними милостиво.

Переночевав, мы отправились от пределов Наисса к Дунаю и вступили в какое-то темное место, где дорога имела множество поворотов, изгибов и извивов. Когда наступил рассвет, восходящее солнце показалось перед нами, хотя мы думали, что путешествуем на запад, так что, незнакомые с местностью той страны, мы закричали, полагая, что солнце движется в обратном направлении и это предвещает удивительные и необычные события. Из-за переменчивости местности эта часть дороги была обращена к востоку.

После такого трудного пути мы вышли к лесистой равнине. Нас встретили варвары-перевозчики и переправили через Дунай на лодках, которые они делают сами из одного дерева, срубая и выдалбливая его изнутри. Они приготовили их не ради нас и уже перевезли на другую сторону толпу варваров, которая встретилась нам по пути, поскольку Аттила хотел прийти на римскую землю будто бы для охоты. Однако на самом деле царственный скиф собирался сделать это для приготовлений к войне под тем предлогом, что не все пленники были выданы.

Переправившись через Дунай и проехав с варварами около семидесяти стадиев, то есть примерно восемь миль (почти 13 км), мы были вынуждены ждать в определенном месте, чтобы Эдекон и его спутники могли отправиться к Аттиле и известить о нашем прибытии. Варвары, служившие нашими провожатыми, остались с нами. В конце дня, когда мы трапезничали, услышали топот приближающихся коней. Вскоре показались два скифа, которые велели нам отправляться к Аттиле. Мы предложили им сначала поужинать с нами, и они, спешившись, получили хорошее угощение, а на следующий день показали нам дорогу. В девятом часу дня, то есть в три пополудни, мы прибыли к шатрам Аттилы – оказалось, что у него их множество, – но когда мы захотели разбить свои шатры на некотором возвышении, то этому воспротивились встретившие нас варвары, потому что шатер Аттилы стоял ниже. Мы разместились там, где скифам показалось лучше, а Эдекон, Орест, Скотта и другие избранные мужи гуннов пришли и спросили нас, чего мы хотели бы добиться этим посольством.

Удивившись неожиданному вопросу, мы переглянулись, но они продолжали настаивать на ответе. Мы сказали, что император велел нам говорить с самим Аттилой и ни с кем другим, но Скотта, рассердившись, заметил, что таков был приказ их повелителя, ибо по своей воле они не пришли бы из праздного любопытства.

Мы ответили, что нет такого закона касательно послов – вести переговоры о предмете своего посольства через других людей, не встретившись и не представившись тому, к кому они были отправлены. Мы отметили, что скифам к тому же это небезызвестно, так как они часто приезжают послами к императору; правильно было бы, если бы и к нам относились так же, а иначе мы не сообщим о цели нашего посольства.

Тогда они оборвали разговор, отправились к Аттиле и вернулись уже без Эдекона. Они сообщили нам все, для чего мы отправились послами, и приказали уехать как можно скорее, если нам больше нечего добавить. От таких слов мы пришли в еще большее недоумение, ибо трудно было понять, как стали известны тайные решения императора.

Мы подумали, что нашему посольству не будет пользы, пока мы не увидим самого Аттилу. Поэтому мы сказали: «Вопрос вашего повелителя в том, прибыли ли мы в качестве послов, чтобы решить дела, упомянутые скифами, или какие-то другие, но в любом случае мы не будем обсуждать их с другими людьми». Тогда они велели нам уехать.

Пока мы готовились к путешествию, Бигила стал бранить нас за ответ, говоря, что лучше быть пойманным на лжи, чем вернуться ни с чем. Он заметил: «Если бы я поговорил с Аттилой, то легко убедил бы его прекратить разногласия с римлянами, ибо я стал его другом во время посольства Анатолия » [60] . Он сказал это, а также отметил , что Эдекон весьма расположен к нему. С такой целью посольства и делами, которые в любом случае следовало обсудить, он старался, искренне или притворно, воспользоваться случаем и осуществить планы, задуманные против Аттилы, и принести золото, которое, как сказал Эдекон, было необходимо разделить между нужными людьми. Однако он не знал, что его предали, ибо Эдекон дал лживое обещание или же испугался, что Орест передаст Аттиле, что тот сказал нам после пира в Сардике. В таком случае он страшился, что его обвинят потому, что он разговаривал с императором и евнухом без Ореста и открыл Аттиле заговор против него, рассказав о количестве золота, которое должны прислать. Он также поведал о цели нашего посольства.