Джеймс Холлис - Душевные омуты. Возвращение к жизни после тяжелых потрясений

Поставить Дэвину диагноз оказалось довольно просто: он страдал реактивной депрессией. Но поскольку эта депрессия продолжалась целый год после смерти жены и охватывала всю его жизнь, я посчитал, что депрессия была лишь вершиной айсберга – более серьезного недомогания и эмоционального расстройства. Жизнь Дэвина подошла к своей «поворотной точке», кризису среднего возраста, к «перевалу» между ложным Я, сформировавшимся при интериоризации отношений, сложившихся в родительской семье, и образом той личности, которой он хотел стать.

Независимо от того, когда у человека разрушается образ ложного Я, у него обычно наступает мучительное время дезориентации в жизни, время «блуждания в пустыне». По образному выражению Мэттью Арнольда, это «блужданье между двух миров: один из них уже мертв, другой еще бессилен, чтоб родиться» [33]. У человека не появляется никаких желаний, его не удовлетворяют никакие отношения, никакая карьера, никакое приложение своих сил; он становится инертен, теряет силу духа и всякое представление о возможности нового ощущения своего Я. В это время для Дэвина все утратило смысл, ибо он был сосредоточен на спасении своего ложного Я. Его душу еще как-то могли затронуть лишь чтение, любовь к музыке и наслаждение природой.

Во время терапии, в процессе которой постепенно устранялось его прежнее Я, практически уже переставшее действовать, нетрудно было обратиться к формированию его представления о будущем. Но любое представление о будущем должно формироваться эго-сознанием, а не возникать в глубине человеческой психики. В связи с этим у Дэвина появлялось сильное внутреннее противодействие, апатия, которая напоминала усталость, даже лень, фактически представлявшую собой сопротивление бесцельным странствиям. Весьма вероятно, что поворотной точкой в терапии стала та сессия, на которую Дэвин привел с собой Денизу. Он хотел объяснить ей свое кажущееся упрямство, внешнее сопротивление общению с ней, которое она воспринимала только как отвержение. Во время сессии, на которую они пришли вместе, Дениза сказала о своем отношении к матери Дэвина. Его мать относилась к Денизе по-дружески, но вместе с тем при любой возможности унижала собственного сына. «Единственное, что он действительно может, – говорила она, – это хорошо прибирать в доме».

Дениза отметила и то, что братья и сестры Дэвина часто вызывади его, чтобы он им срочно помог: посидеть с детьми, подкинуть их в аэропорт, навести порядок в доме, – и всегда преданный им Дэвин должен был им помогать. У меня сформировалось представление о Дэвине как об умном, одаренном мужчине, который все еще находится в плену отношений, присущих родительской семье. Его мать, достаточно опытная, чтобы внушить уверенность подруге своего сына, одновременно искала любую возможность, чтобы испортить отношения между ними с целью сохранить исключительное право влиять на него. Братья и сестры Дэвина также очень хорошо представляли себе роль, которую играл Дэвин в их семье, поэтому вполне сознательно извлекали из этого выгоду.

Глубже всего Дэвина бессознательно подавляла не потеря жены, а утрата своего Я вследствие постоянных требований и ожиданий со стороны окружающих в течение многих лет. Во время беседы с Денизой Дэвин стал постепенно осознавать эксплуататорскую сущность семейных родительских отношений. Тогда в нем снова проснулась жизненная сила, и он снова ощутил себя окрыленным желанием. (Этимологически слово desire [желание] происходит от сочетания латинских слов de и sidus [потерять свою путеводную звезду].) Как написал К. Дей-Льюис,

Спустя две недели Дэвину приснился такой сон:

Я иду в Спектрум [35]на концерт Элвиса Пресли. Поскольку я собираюсь встретиться с Элвисом, мне очень важно, как я буду причесан. Элвис стоит на сцене и поет. Он очень молод, а поет одну из самых любимых моих песен. Слева от сцены находится ширма, за которой обнаженная женщина принимает ванну. Как только она выходит из душа, Элвис ловит мой взгляд и понимающе на меня смотрит. В его взгляде нет никакого подвоха. Наоборот, видимо, ее присутствие придает Элвису силы, энергию и ощущение полноты жизни. Женщина была частью представления, которое мог видеть только я.

На выходе из Спектрума я вижу стоящую неподалеку Энни. Она дает мне Библию, но это не христианская Библия. Энни говорит: «Она опять за свое», – и я понимаю, что эта Библия написана и проиллюстрирована ее сестрой Розой в период обострения шизофрении. На обложке книги изображена сцена из Апокалипсиса.

Я спрашиваю Энни, что мне с делать с этой книгой, и она отвечает: «Я хочу, чтобы ты ее отредактировал и оформил». Я чувствую, что разрываюсь на части. Я люблю Энни, но совершенно не хочу брать эту книгу, ибо в ней собрано все, что было плохого в наших отношениях: пагубное влияние наших семей, моя способность придавать большое значение проблемам другого человека и моя потребность в том, чтобы спасать Энни от нее самой и от окружающего мира.

Я осознаю, что Энни снова пьет. Понимаю, что она опять погрузилась в грусть, которую впитывает в себя извне. Я говорю ей, что собираюсь жениться на Денизе, но это не причиняет ей боли. Затем Энни произносит: «Все думали, что мы умрем вместе». Потом спрашивает: «А что слышно о футболе? Как “Филисы”? Как “Иглсы”?» Теперь я понимаю, что наша жизнь была глупой и поверхностной. Мы слишком долго жили, испытывая фальшивые чувства и при этом никогда не пытаясь осознать, что же было для нас важно. Я понимаю, что мы уже никогда не будем снова вместе, и чувствую грусть. Но я женюсь на Денизе, а Энни останется в грусти и одиночестве, потому что ей не остается ничего другого.

В этом сновидении проявляются огромные автономные силы, которые существуют в психике Дэвина и стремятся вернуть его к активной жизни из состояния живой смерти. Несмотря на внешнее бездействие из-за потери жены, в глубине его психики происходит переворот. Эта потеря заставила его радикально пересмотреть свою жизнь. Чтобы понять глубину этого переживания, нужно осознать, что самая большая потеря – это потеря своей психической целостности, что он скорбит не столько по жене, сколько по своей потерянной душе.

Один путь, позволивший Дэвину снова осознать свое Я, состоял в том, чтобы по достоинству оценить дар, которым оказался для него этот сон, – поразительное отражение его прошлого, предоставленное ему собственной психикой и позволившее осознать это прошлое и от него освободиться, чтобы двигаться дальше.