Джеймс Холлис - Душевные омуты. Возвращение к жизни после тяжелых потрясений

Юнгианские психологи находят терапевтическую ценность в невротической депрессии. По их мнению, такая психодинамика обусловлена регрессией энергии под воздействием cамости и, как ночная регрессия, сон, служит восстановлению равновесия и исцелению души и тела. На языке метафоры это значит, что если некая жизненно важная часть нашей личности осталась позади, очень важно вернуться и найти ее, извлечь на поверхность, интегрировать и прожить. Подобно тому как шаман входит в мир духов, восстанавливает эту отделившуюся часть души и возвращает ее обратно, чтобы с ней воссоединиться, в процессе терапии мы обязаны найти то, что осталось позади, и извлечь это на поверхность.

Терапевты, занимающиеся глубинной психологией, уделяют особое внимание сновидениям, потому что сны приходят к людям не только с самого дна колодца, но даже из более глубокой скважины в его дне. Поэтому мы можем поощрять применение техники активного воображения, которая позволяет активизировать вытесненное психическое содержание. Сумев осознать этот материал, мы, как правило, находим выход из депрессии. Наша психика использует депрессию, чтобы привлечь наше внимание и указать нам на то, что где-то в глубине нас кроется ложь. Поняв терапевтическую ценность депрессии и пройдя через нее, словно по нити Ариадны, через лабиринт психики, в каком-то смысле можно с ней подружиться. В общем, если бы нам не было больно, психика была бы уже мертва. Боль и страдания – явный признак того, что остается нечто живое, ожидающее нашего призыва снова вернуться к жизни.

Разумеется, при каждом погружении в омут перед человеком встает задача. От него требуется немало мужества, чтобы с должным вниманием отнестись к депрессии, не пытаясь избавиться от нее с помощью медикаментов или отвлечься от присущих ей страданий. У нее есть глубинный смысл, существующий отдельно от сознания, но полный жизни и динамики. Хотя депрессия истощает энергию сознания, эта энергия никуда не исчезает. Она уходит в бессознательное, в «мир мертвых», и, подобно Орфею, который туда спустился, чтобы встретиться с силами тьмы, а может быть, очаровать их, нам тоже нужно погрузиться в глубину, оказаться в депрессии и обрести огромные сокровища своей души.

В чем заключается разница между душой и духом? Если в душе сосредоточена целеустремленность жизни, заложенная в человеке природой, то в духе – энергия, либидо, эрос, предназначенный для совершения странствия. Можно сказать, что, оказавшись в состоянии депрессии, мы лишаемся силы духа и пребываем в унынии, утратив необходимую для странствия энергию. Как мы уже отмечали, энергия никуда не пропадает, а просто «погружается на дно колодца». Уныние характеризуется ощущением опустошенности, отсутствием энергии, необходимой для того, чтобы преодолеть психологическую «пустыню». Отсутствие желаний, радости, наступление апатии, моральное падение – кто не попадал в эти гиблые места на некоторое время, иногда на годы?

Этимологически слово « desuetude » (ненужность) означает «выйти из употребления». Истощение жизненно важной психической энергии может вызвать множество причин: физическое недомогание, последствия многочисленных неблагоприятных внешних воздействий, которые постоянно накапливаются в организме, усталость и, разумеется, воздействие комплексов, «выкачивающих» из сознания энергию. Мы изучаем сновидения и симптомы, чтобы понять, где сосредоточена энергия и куда она направлена, т. е. Дао настоящего момента, чтобы узнать, куда «исчезла» энергия.

В Средние века считали, что время от времени люди переживают духовное оцепенение ( acedia ), которое называли «болезнью монахов». Согласно средневековой психологии, в душе обязательно должна быть влага, и когда она испаряется, человек испытывает духовное истощение и эмоциональную опустошенность. По всей вероятности, к такому истощению вела уединенная монашеская жизнь, исключительная набожность монахов, их верность клятвам провести всю жизнь в бедности, целомудрии и смирении, не говоря уже об их сером и унылом окружении. Такое духовное истощение не слишком отличалось бы от того, которое испытали бы мы, оказавшись в заключении. По мнению Макса Пайпера, «сущность духовного оцепенения заключается в отказе человека от молчаливого согласия с самим собой» [75]. Отказаться от своей уникальности, пожертвовать своим индивидуальным странствием, независимо от суровых требований Супер-Эго и социальных норм, – значит травмировать свою душу. В результате эмоциональному истощению сопутствует подавление духа.

С ощущением духовного оцепенения сходно ощущение скуки. Куда бы ни направлялась психическая энергия – на продолжительную и монотонную деятельность, на противодействие ей или на осуществление какой-то далекой цели, все равно возникает скука. Многие современные профессии заключаются в однообразном повторении ограниченного набора искусственных действий. Даже профессионалы испытывают напряжение при прохождении строгой системы отбора, совершенно лишенной внимания к уникальности и разносторонности человеческой души. По существу, оказывается: чем больше у человека внешних успехов, чем больше он получает социального одобрения, тем больше он становится заложником этого успеха и постоянно растущих собственных обязательств и ожиданий окружающих. Такой успех может очень сильно ограничить душевные устремления. Как только у нас истощится интерес к работе и начнется спад энтузиазма, сразу появится незваный гость – скука. Чарльз Калеб Колтон заметил: «Скука создала больше азартных игроков, чем жадность, больше пьющих, чем жажда, и, наверное, столько же самоубийств, сколько отчаяние» [76].

Характерные для нашего времени мифологические искажения, которые слышатся в требованиях производить все больше и все быстрее, приводят к тому, что нас в основном начинают оценивать по внешней продуктивности. Ни сексуальный скандал, ни финансовый крах, ни отсутствие вкуса – ничто для нашего современника не является столь постыдным, как ощущение своей несостоятельности. Нам приходится все время повторяться как актерам, имеющим определенный типаж и вынужденным ограничиваться исполнением единственной роли, отвечающей ожиданиям публики. Все больше и все быстрее, но – увы! – как заметил Жан Поль Рихтер: «Никому жизнь не кажется более унылой, чем людям, которые стараются ускорить ее течение» [77].

Но для наших дальних предков время текло неспешно, а потому они могли спокойно исследовать каждый его момент. Нам же не хватает времени, чтобы отвечать предъявляемым к нам требованиям. Иллюзорность успеха и навязчивая одержимость ожиданий заставляет нас испытывать скуку и ту душевную пустоту, которая обусловлена ощущением своей бесполезности и ненужности.